Наша ПРОЗА

[Ярослав Никитин]

Я вот подумал как-то: а не рассказать ли мне о своём собственном детстве?.. И - рассказал. Это произведение было написано достаточно давно, году где-то в 1992-93, когда я и в Интернете-то не был ещё ни разу. И чудом сохранилось... Думаю, что именно с него мне и хотелось бы начать своё общение с вами на этом форуме, т.к. оно, собственно, обо мне. Только имя другое... Вот.

Ярослав Никитин

ТИК-ТАК

Тик-так... Огромный маятник башенных часов качался туда-сюда среди пыльного полумрака. За немытым со времен царя Гороха маленьким оконцем выл оголодавшим до полусмерти волком зимний ветер, а где-то рядом из прохудившейся трубы тихонько капала вода. С чуть слышным позвякиванием крутились шестерёнки механизма, все они были разными - большие и помельче, быстрые и медленные. Где-то недовольно ворчал усталый электромотор, а в воздухе пахло машинным маслом, сыростью и крысами. Тёмка разложил по деревянному настилу старые картонки, завернул в свою куртку три кирпича и устало, привычно уже, прилёг на эту импровизированную постель. "Скучная работа у маятника, - подумал он. - Отсчитывать мгновения нашей жизни. Мы рождаемся, живём растём... Потом стареем... И умираем. А они, маятники, остаются. И всё помнят. Вот этому, например, лет двести уже. Не хотел бы я быть таким, как он - наскучит за двести-то лет, наверное, чужие жизни отсчитывать. А своя - никакая вообще. Прямо как у моих родителей: дом-работа, дом-работа, дом-работа. Тик-так, тик-так, тик-так..."

Здесь, в отличие от подъездов и чердаков, было тепло даже в лютый мороз - по всем стенам в несколько рядов висели ржавые батареи. "Наверное, чтобы часы не простужались и не болели. Они же ста-а-аренькие", - подумал Тёмка когда из любопытства впервые оказался здесь.

Тогда он пришёл сюда не случайно - уж больно любил в самом детстве фильм "Приключения Электроника", а там как раз в такой же башне всё самое интересное во второй серии и происходило. Оба главных героя были ему очень симпатичны, хотя мечтал он, конечно, оказаться на месте Серёжи Сыроежкина... А тут ещё и песня из этого фильма в голове крутилась постоянно:

Бьют часы на старой башне,
Провожая день вчерашний
И звонят колокола.
Всё что ночью было страшным,
Стало тёплым и домашним,
Новый день придёт с утра...

Эту песню Тёмка когда-то в школьном хоре пел, его даже на городской конкурс посылали.

Именно поэтому башня с часами в центре города, которую так любили фотографы, зарабатывавшие на открытках для безразлично-сытых туристов, была просто обязана была приютить мальчика. И приютила - вот уже два месяца, как она стала для Тёмки домом. Здесь были аккуратно разложены на деревянном полу все его нехитрые пожитки - купленные в привокзальных ларьках мыло, зубная паста со щёткой и новенький плеер, в котором была одна-единственная кассета - "Scorpions". Её-то он и слушал по ночам, периодически меняя батарейки, которыми запасался заранее. Днём оставаться здесь было нельзя - в любой момент мог прийти старик-часовщик, который присматривал за механизмом. Однажды Тёмка его даже видел: дед был словно злобный карлик из мультфильма - сморщеный и угрюмый. По его виду можно было сказать, что он ровесник самих часов.

Правда, романтичной, как в том кино, башня совсем не казалась - пыль, грязь и паутина. Ну что ж, Тёмка уже давно понял, что кино и жизнь ("жисть", как любил говаривать их школьный вахтер) - вещи совершенно разные.

Мальчик уже собирался натянуть наушники и включить свою любимую песню "Holyday", как ему помешал неожиданный гость.

- А, опять пришёл! - заулыбался он. - Ну давай, покормлю тебя!

Крысу не звали никак. Просто Тёмка ещё не придумал ей имени, хотя и собирался. Познакомились они не при лучших обстоятельствах: когда мальчик спал, то почувствовал у себя на ухе частое-частое дыхание какого-то существа. Испугался сначала, вскочил, но крыса не убежала - лишь отпрыгнула немного в сторону. Вопреки первой естественной брезгливости, скорее интереса ради, Тёмка бросил ей кусочек печенья, и... уже дня через три они стали друзьями. А однажды, взяв эту крысу в руки (она уже охотно давала себя гладить) и внимательно её осмотрев, Тёмка сделал открытие:

- О, да ты ж - парень! Мужик! Ну всё, дружбан теперь будешь. Я ведь тоже - Крыса. По гороскопу только. И почему вас люди не любят? Нормальные ж вы звери, не хуже котов с собаками в принципе. Я вот тоже вас раньше не любил, пока с тобой не познакомились.

Вот и нас никто не любит, - продолжал Тёмка, поглаживая крысу указательным пальцем за ухом. - Наверное, потому, что они тоже не знают, какие мы. Какие на самом деле. Но уж не такие дебилы как они, это точно.

Что ж, раз ужин на двоих - так на двоих. Поцарапав до крови палец (чёрт бы побрал эти пробки из толстой фольги!), Тёмка кое-как открыл бутылку дешёвого молдавского портвейна. Конечно, сам бы он его в силу своего малолетства не купил, помог знакомый - вокзальный бомж по прозвищу Савельевич. С ним отношения были чисто деловыми - Тёмка платил за обоих, тем более, что зарабатывал он тогда, в свои 14, в несколько раз больше, чем все члены отвергшей его семьи вместе взятые.

- Ну что, зверь, давай! За то, чтобы и у меня, и у тебя всегда по своей норе было!

Роль хрустального фужера для крысы с успехом исполнила алюминиевая пробка от бутылки с кефиром. За время жизни здесь Тёмка сделал ещё одно занятное открытие: эти животные - отнюдь не дураки выпить. И даже очень ручными и забавными после этого становятся.

- Ты ж у меня умный, ты ж всё понимаешь.

"Вот, чёрт, опять работать завтра, - думал Тёмка. - Рожа-то после портвешка будет - ой-ёй. А мне с людьми общаться..."

В электричках, где он тогда, в восьмидесятые, продавал откровенно антисоветские газеты, менты редко докучали пацанам-торговцам. В городе - да, бывало. Общение маленького газетчика с "органами" иногда заканчивалось штрафом и "телегой" в школу, где директор и по совместительству парторг потом долго совещался с его отцом (тоже парторгом крупного предприятия) "что же с этим волосатиком-антисоветчиком делать". В конце концов, отец махнул на всё рукой (своя карьера-то дороже!) и из школы Тёмку попёрли. А вскоре - и из дома. Впрочем, это уже совсем другая история...

Однако милиционеров Тёмка ненавидел совсем не за это. Всех. Было почему.

* * *

...Они познакомились под стук колёс, когда Тёмка возвращался в свой город после проведенных у бабушки летних каникул. Едва войдя в купе, Тёмка увидел на полке напротив своего места спящего пацана - тот лежал, уткнувшись носом в перегородку на голой, обтянутой синим дерматином полке плацкартного вагона. Его тело в белой майке и темно-зеленых вельветовых штанах "в облипку" сразу притянуло к себе Тёмкин взгляд. Волосы паренька были иссиня-чёрными, и, судя по всему, давно не мытыми. Зато носки - на удивление белоснежными (тогда, в восьмидесятых, это было писком моды).

Мальчик в белых носочках,
Мы подружимся - точно!

Это Тёмка сочинил сразу, после того, как обвёл взглядом его тело. Вообще он уже давно заметил у себя странную особенность - иногда рифмы, причём, чаще всего, одновременно с мелодиями, рождались в его голове сами собой. Впрочем, никакого особого значения он тогда этому не придавал. Равно как и другой своей странности - умению предугадывать события, а иногда даже - и вызывать их. Вот и сейчас, лишь успел Тёмка подумать, что хочется увидеть не только изящное тело юного незнакомца, но и его лицо, как тот мальчик проснулся, сел на вагонную полку, зевнул, деликатно прикрыв ладошкой рот и потянулся примерно так, как это делает очень породистый кот после сна. После чего ещё не до конца соображающими глазами посмотрел на попутчика. "Какое чудо, - подумал Тёмка. - Я хочу, чтобы ты был моим Другом".

- Ты тоже до конца едешь? - спросил мальчик.

- Да. Артём, - Тёмка протянул руку.

- Валентин, - явно пытаясь казаться взрослее своих 13-ти ответил сосед по купе.

"Вот и ты, как все пацаны, басом разговаривать пытаешься. Я же слышу - не твой это голос, - подумал Тёмка. - А какой, интересно, у тебя настоящий?"

Ребята разговорились, и голос Валентина понемногу стал озорным и очень мальчишечьим. Выяснилось, что живут они не только в одном городе, но и всего в одной остановке друг от друга. Уже подъезжая к столице, Тёмка сбегал в соседнее купе, где выпросил у ехавшей там семейной пары ручку и тетрадный листочек, они с Валентином записали на нём свои телефоны, разорвали клетчатую бумагу пополам и, улыбнувшись друг другу, спрятали половинки листка в карманы.

* * *

Тик-так... Маятник продолжал отсчитывать мгновения Тёмкиной ночи. Крыса, вдоволь наевшись печенья, давно убежала куда-то по своим крысиным делам. Хлебнув ещё немного портвейна (от него во рту появился странный вяжущий вкус), мальчик развернул фольгу плавленого сырка, чуть-чуть откусил и задумался. В наушниках играли "Scorpions":

"Let me take You fare away..."

"Вот бы ты пришёл и сказал мне это - "позволь мне забрать тебя далеко-далеко", думал он. - Я бы пошёл. За тобой - пошёл бы. Прямо сейчас".

Тёмка покосился на механизм часов. Вот они - эти две огромные шестерёнки. Вращаются, правда, медленно. Нужно всего лишь голову между ними просунуть - и всё. Пусть не сразу, не моментально, но уже совсем скоро он будет там же, где Валька, и где, может быть, они, наконец, снова встретятся. "Но ведь он не зовёт, - думал мальчик. - Значит, или ему, или кому-то ещё очень нужно, чтобы я оставался здесь. Что ж, останусь пока. Может, ещё пару минут, может - пару дней. Хотя, если без него, без моего Вальки - зачем?.. Зачем теперь я?!!"

Огромные шестерёнки медленно мелькали бронзовым светом, шедшим от тусклой лампочки, и завораживающе манили Тёмку к себе.

* * *

...В тот день Тёмкины родители решили съездить в гости к тёте. На целые сутки! "Ура, свобода", - подумал он и вытащил из-под обложки учебника по географии тот самый листок бумаги, на котором ещё тогда, в купе поезда, Валька записал ему свой номер телефона. Голос нового друга был каким-то очень сонным, но, тем не менее, приятным.

- Приходи! - сказал Тёмка.

- Адрес давай.

- Нет проблем.

Уже через 15 минут друзья уже сидели на кухне и пили чай. Потом - играли по очереди в "Тетрис" на Тёмкином "Синклере", который тот недавно сам спаял в радиокружке Дворца пионеров (были тогда такие чудо-системы, что подключались к обычному телевизору и грузились с магнитофонной аудиокассеты). А потом...

А потом Тёмка понял, что пора. Пора переходить к действиям. Тем более, что ему это было уже не впервой - прошлогодняя поездка в пионерский лагерь уже успела научить его многому.

- Валька, а ведь мы с тобой друзья? - спросил он.

- Ну да. А что?

- А хочешь, я сделаю так, что тебе будет очень-очень здорово.

- Это как?

- Это - очень!

- Ну попробуй...

- Тогда - закрой глаза, пожалуйста. Только не шевелись, замри...

- Хорошо...

Тёмка положил обе ладони на голову Вальке и начал осторожно ласкать его стриженые волосы в районе ушей и затылка. Минуты через две спросил:

- Нравится?

- Угу, - довольно промычал Валька.

- А ты целоваться умеешь?

- Не-а...

- Хочешь, научу?..

- Давай...

Их мягкие юные губы в одно мгновение стали единым целым. Поначалу Валька делал это очень неумело, и когда розовый язычок Тёмки оказался у него во рту, он даже немного вздрогнул. Зато потом он сам начал делать то же! Дыхание обоих мальчиков участилось. Тёмка обнял друга за плечи, и тот сразу же ответил взаимностью. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, они вместе упали на мягкий, пушистый ковер, сидя на котором они совершенно недавно невинно играли с компьютером... Не переставая целоваться и обнимать друг друга, они (то один был сверху, то другой) докатились до противоположной стены комнаты. Той самой, где стоял мягкий плюшевый диван...

- А знаешь что? - прошептал Тёмка прямо в порозовевшее от возбуждения ухо друга.

- Что?

- Давай разденемся и побалдеем!

Валька секунду помедлил и, сделав серьёзные глаза, сказал:

- Давай... А это не страшно?..

- Это - здорово! Я так уже делал. Ты мне веришь?..

- Да...

...Одежда обоих мальчишек лежала на ковре в одной куче - аккуратно складывать её им, конечно же, совсем не хотелось. Ведь было дело поважнее... Две майки, четыре носка (Валькины, как и тогда, в поезде, были, конечно же, безупречно белыми), и две пары штанов. А на вершине этой горы красовались трусики - одни синие, другие белые, словно море и парус... Их они стащили друг с друга в последнюю очередь, причём перед этим у них произошёл небольшой спор.

- Ты первый, - сказал Валька.

- Нет, ты.

- Я стесняюсь...

- Я тебе помогу. А потом - ты мне!

Однако теперь вся стеснительность была уже позабыта настолько, словно её, глупой, и не было вовсе. Два юных тела лежали на диване, а две - уже любящих друг друга, но ещё не знавших тогда, как это называется - души делали всё, чтобы площадь соприкосновения тел была наибольшей. Именно об этом подумал Тёмка, когда обнаружил, что когда друг зажимает его ногу между двумя своими, то это чертовски приятно! Да, с тем пацаном в пионерском лагере год назад они до такого почему-то не додумались...

"Как же эта кожа приятна на вкус! Как же она нежна! Пахнет чем-то таким родным и знакомым... Ах, да! Парным молоком она пахнет, - додумался Тёмка, вспомнив каникулы у бабушки. - Именно парным, не магазинным! И ещё чем-то, пока ещё незнакомым. Наверное - его домом, в котором я ещё ни разу не был. А ещё - земляничным мылом. Как же это здорово! Валька, ты чудо!"

Тёмкин язык постепенно опускался всё ниже и ниже... Он немного смачивал загорелый живот Вальки слюной, а потом тихонько, сложив губы трубочкой, дул на это место. Валька вздрагивал, чуть приподнимался на диване и еле слышно стонал. А Тёмкина правая рука (левой он опирался о диван) в это время ласкали внутреннюю сторону его бёдер, отчего ноги Вальки вскоре начали чуть-чуть дрожать. Потом всё сильнее, сильнее, и... Оба мальчика неожиданно вскрикнули. Одновременно...

...Развязка была мокрой и скользкой. Впрочем, после того, как мальчишки вдоволь отдышались, скользить друг по другу животами, не переставая при этом целоваться, от этого было только приятнее. Пока их загорелые животы просто не слиплись... "Вот так бы - навечно!", - подумал Тёмка, а вслух немного виновато сказал:

- Я полотенце принесу.

Валька ничего не ответил, он просто молча лежал наискосок дивана. И думал, что это действительно, как сказал его друг, "здорово".

Уже через пять минут мальчики, оба одетые и причесанные, сидели на кухне и молча пили чай. А о чём им было говорить? Достаточно было просто посмотреть в глаза друг другу, что они с удовольствием и делали едва ли не через каждую секунду. В обеих парах карих глаз горели в это время очень особенные, очень яркие и очень красивые огоньки - Огоньки Любви. Целых четыре.

"А ведь чётное число - к несчастью" - подумал Тёмка. Но тут же прогнал от себя эту мысль.

* * *

Тик-так... Так будет всю ночь. Так будет очень-очень долго... "Странная всё-таки штука - это время, - думал Тёмка. - С каждым взмахом маятника Валька становится от меня всё дальше. Интересно, а что будет, если остановить его и раскачать в другую сторону - он вернётся? Нет, наверное. Стрелки-то всё равно будут крутиться так, как им положено... Их не переделать. Так же как не переделать этих взрослых. Что им до того, что для нас двоих наша любовь была миром, в котором мы жили. А теперь я живу здесь один. Здесь, в старой башне. Да, Вальке сейчас, наверное, лучше. Я чувствую, что лучше - иначе бы он обязательно вернулся... Но почему он не зовет меня к себе?.."

Мальчик хлебнул ещё портвейна, перевернул закончившуюся кассету, лёг на старые картонки и закрыл глаза...

* * *

...После того случая они не виделись целую неделю. Тёмка Вальке не звонил, всё ждал, когда тот сделает это сам. Но этого так и не случилось. Наконец, Тёмка не вытерпел и набрал заветный номер.

- Привет!

- Ну здравствуй, - как-то испуганно отозвался Валька.

- Давай встретимся!

- Не могу - я уроки делаю... Ладно, давай.

- Приходи на мою остановку.

Когда Тёмка спускался по лестнице своей пятиэтажки, то чуть ногу не сломал - прыгал через три ступеньки сразу! И вот - он, необычайно серьёзный Валька. Стоит у киоска и смотрит в потрескавшийся асфальт.

- Знаешь, что, - сказал он. Я не знаю, как это называется. Но я больше не могу без тебя жить.

- Я тоже, - прошептал Тёмка. - А почему ты не звонил?

- Ждал, что ты сам позвонишь... Думал - а вдруг это так, просто игра такая?.. Боялся, что ты всё это просто в шутку.

- Нет, Валька. Не в шутку...

С тех пор они стали встречаться каждый день после школы. Бродили по городу, катались на аттракционах в парке, ели мороженое. Потом, когда сентябрьскими, а после - уже октябрьскими вечерами становилось темно, они отыскивали в парке самое темное местечко и долго целовались... Иногда Валька просил Тёмку, который был на год старше, помочь ему сделать уроки, чаще всего - английский. Тогда они заходили в первый попавшийся подъезд, раскладывали на подоконнике тетрадки, и Тёмка, победитель городской олимпиады, в два счёта делал Вальке переводы, тем более, что сам всего лишь год назад проходил в школе то же самое.

А ещё у них было своё укромное местечко на чердаке одного дома неподалеку от парка культуры. Они сидели там на своих школьных портфелях, и Тёмка при свете зажигалки читал Вальке стихи из своей тетрадки. Собственные... Тот молча слушал, лишь иногда хлопая длинными, чёрными ресницами, на которых Тёмка однажды увидел даже слезу. Поцеловал его, и сказал:

- Не реви. Это же не про нас с тобой...

То стихотворение было особенно грустным...

* * *

Тик-так, тик-так... И вдруг...

...Пустая бутылка со звоном тысячи маленьких колокольчиков, тысячи мальчишечьих голосов, разбилась о кирпичную стену!

- Вот тебе, ментовская сука! Вот тебе, ублюдок!

Тёмка обнял колени руками и беззвучно, чтобы никто, в том числе и он сам, не услышал, заплакал... Иногда ему казалось, что, вдохнув, он больше никогда не сможет выдохнуть. "Путь лучше так" - проносилось в эти моменты в его нестриженой голове. А маятник продолжал качаться...

- Нет, я всё-таки сделаю это, - тихо сказал он. Я буду с ним вместе. Пусть даже там.

Тёмка где-то то ли слышал, то ли читал, что ТАМ не бывает тел, бывают только души. Но даже то, что он больше никогда не сможет дотронуться до нежной руки Вальки, его ничуть не смущало. Быть вместе - вот, что главное... Главное - душа. Точнее, две души...

* * *

...Из-за деревьев доносилась музыка и виднелись огоньки - в парке была открытая дискотека, на которой даже тогда, в холодном ноябре, любил поразвлечься народ. Но Тёмке и Вальке туда совсем не хотелось - по давней уже привычке, они искали в парке самое тёмное место.

Наконец, нашли. Остановились и, одновременно, бросили на пожухлые листья тополей свои школьные портфели. А дальше всё было как всегда... Ноябрьский холод, от которого они оба совсем недавно дрожали, был напрочь позабыт...

И вдруг где-то, совсем рядом, хрустнула ветка. Тёмка и Валька испуганно оглянулись.

Метрах в трех от дерева, к которому один из мальчиков только что прижимал другого, стояли двое сержантов с дубинками.

- Так, дети детей делают?!! А вам дома быть не пора?

Тут милиционер посветил фонариком в лицо сначала одному мальчику, а потом - другому.

- Твою мать! Два пидора! А ну сюда!!!

Тёмка с Валькой бросились бежать, а их портфели так и остались лежавшими в листве. Им бы, глупым, в разные стороны, но даже теперь они не могли расстаться. Это их и погубило...

...Вальку, на котором уже живого места не было, из участка забирал отец. Когда он вошел в "дежурку", менты вскочили: перед ними был целый подполковник милиции в парадной форме! Расписавшись в каком-то журнале, он взял сына за шиворот и молча поволок к выходу. Тёмка, который лежал на полу за железной решеткой и пытался разглядеть хоть что-то левым глазом (правый слипся от крови), увидел только один взгляд Вальки, когда тот попытался обернуться, но тут же получил от отца оплеуху. Последний взгляд... Полный боли и щемящей тоски...

...Когда за дверью по-звериному взвыл мотор машины, менты захохотали, как животные. "У подполковника сын - пидор! Ну блин, завтра всем расскажу! Гы-гы-гы!!!"

Что ещё пережил Тёмка в эту ночь - говорить страшно. Но утром и его забрали домой. Всю дорогу мать молчала.

Молчала она и дома, а отец лишь укоризненно косился в его сторону. В школу он не ходил, но его никто и не заставлял. Тёмка просто лежал на своей узенькой кроватке, уткнувшись носом в подушку, однако не плакал. И даже не думал ни о чём - не мог он уже ни плакать, ни думать. Разучился. Он уже знал, что случилось. Чувствовал. Ощущение было такое, будто всё содержимое его груди кто-то выдрал, а оставил только боль и пустоту...

Лишь через четыре дня, в воскресенье, мать заявила:

- Хоронят сегодня твоего педика. Надо ему бетонную плиту на могилу положить - чтобы не встал!

Тёмка вскочил, наспех натянул штаны, свитер и рванулся в прихожую, где накинул на себя свою серую курточку. Завязывать шнурки на кроссовках он не стал. Но тут дорогу преградила мать:

- Не пущу!!! Хочешь, чтобы его отец и тебя пристрелил?!! Правильно бы сделал!

- Пусти! Я ему, суке, самому глотку перегрызу!

- Не пущу!!!

Мать держала входную дверь мёртвой хваткой.

- Не пустишь? Не пустишь?!!

Тёмка изо всех сил двинул ей в лицо кулаком. Уже когда он бежал вниз по лестнице, сверху донёсся истошный вопль:

- Тварь, сука, пидор! Чтобы тебя здесь больше не было!

- И не надо, сволочи! - огрызнулся Тёмка, и ляпнув, что было сил, дверью подъезда, побежал к Валькиному дому...

...На дороге вдоль дома Тёмка увидел только цветы - его друга уже увезли на кладбище. Подняв одну из растоптанных соседями красных гвоздик, мальчик коснулся её губами и прошептал:

- Прости меня, Валька... Прости...

...Следствие пришло к выводу, что сын сам украл у отца табельный пистолет системы Макарова и из него застрелился - на рукоятке нашли Валькины отпечатки пальцев. Вечером того дня, когда подполковник получил назад под расписку своё "орудие труда", в квартире, где когда-то жил Валька, раздался ещё один выстрел.

Хоронили подполковника, конечно, с гораздо большими почестями, чем несколько дней назад его сына. Разница была лишь в том, что плакать о нём никто не стал. Что произошло на самом деле, догадывались многие в микрорайоне. Лишь Тёмка не догадывался, Тёмка - ЗНАЛ.

* * *

Тик-так... "Интересно, а который час? - подумал едва очнувшийся Тёмка, оторвав голову от колен. Ах, да, стрелки-то у часов - там, на улице... Впрочем, теперь для меня время уже не имеет никакого значения, для меня оно кончилось. Совсем скоро я буду там, где вообще нет времени, туда, где есть только Любовь. Наша с Валькой Любовь... Туда, где мы не состаримся и будем друг с другом вечно. И эти часы мне в этом помогут. Да, да, вот эти две огромных шестерёнки..."

Мальчик встал, ухватился руками за железную стойку и лёг прямо шеей на нижнюю из них. От прикосновения холодного металла к нежной коже (именно сюда когда-то так любил целовать его Валька) Тёмка вздрогнул и подумал: "А зубцы-то у них - острые. Как раз то, что надо. Жалко только, что голова упадёт прямо туда, в кучу мусора, и там её найдёт завтра утром этот противный старикашка-часовщик. Но мне это будет уже всё равно. Тик-так... Тик-так... Ну сколько ещё?! Сколько ещё этих тик-таков мне ждать?!! Скорее же!!!"

Мальчик медленно, чуть перебирая тонкими ногами в направлении движения шестерёнок, двигался навстречу судьбе, которую он выбрал. Вот уже совсем скоро...

- Тёмка!!!

Голос был таким знакомым! Тёмка, резко дёрнувшись назад, вырвался из уже очень узкого просвета между шестерёнками, ударившись головой о зубцы верхней из них. На голове стало мокро от крови, но этого он даже не заметил.

Зато он заметил, что его лучший друг стоял совсем рядом - прямо на этом же грязном деревянном помосте.

- Валька... Ты?..

- Да я, кто же ещё... Ты что ж это задумал?

- К тебе хочу.

- Не надо, Тёмка. Рано тебе ещё. Ты должен остаться здесь. Ты должен сделать МНОГОЕ. Главное - чтобы этот мир узнал, что такое Любовь. Настоящая... Для которой не важно то, что важно для этих уродов. Только тогда Вселенная станет по-настоящему чистой.

- Правда?

- А когда ж я тебе врал?.. И ещё: мы обязательно встретимся. Обещаю тебе! Навечно здесь ты всё равно не останешься.

- А на сколько? Сколько мне ещё ждать?

- А вот это - секрет. Да и ждать не надо. Главное, что встретимся обязательно. Зато я открою тебе другую тайну: только когда человек это понимает, он становится по-настоящему взрослым и сильным. И ещё: когда мы встретимся там, то будет уже не важно, кому из нас 13, а кому 14.

- Почему

- А вот это - тоже секрет. Знать который тебе пока нельзя. Обещаешь, что сделаешь всё, как я попросил?..

- Обещаю, Валька... Я люблю тебя!

- И я тебя. Люблю. И помню. И буду помнить. А теперь - закрой глаза. Пожалуйста...

Когда Тёмка открыл их, Вальки уже не было, а сам он стоял, опершись правой рукой на перила, за которыми вращались те самые шестеренки. "Это был сон", - подумал мальчик. Но когда он потрогал рукой свои волосы и почувствовал на них липкую и тёплую кровь, понял - всё было правдой.

Оглянувшись на маленькое, занесенное снегом оконце, Тёмка увидел в нём свет. Утро уже...

...Дверь подъезда он закрыл тихонько, чтобы не потревожить спящих жильцов дома. На земле лежал свежий, выпавший в эту ночь снег, на котором его кроссовки оставляли очень заметные следы. Но даже самый опытный сыщик не смог бы определить по ним, куда Тёмка шёл на самом деле.

Он шёл - сражаться.

© Copyright: Ярослав Никитин, 1993, Код: 1405210015

[Freed]

Яр&К!!!
_________________
Если у вас нету тети, значит, вы дядю е@ете....

[Ярослав Никитин]

Freed, СПАСИБО!!!
А я вам не надоем?..
Если нет, тогда получайте ещё Это, в общем-то тоже о моём бурном детстве...

Ярослав Никитин

ЯНТАРИК

- Ярослав, я всё хотел тебя спросить: а что за штучку жёлтенькую ты на шее носишь? Это у тебя фенечка такая?

- Ну, теперь, наверное, такие вещи фенечками называют... А вот когда мне было столько же лет, сколько тебе, мы такого слова ещё не знали. Вообще-то это подарок. Янтарик. На счастье...

- Ярик-янтарик, - засмеялся Санька. Кто же тебе его подарил-то?

- Пацан один. Только сейчас он уже взрослый. Да и живёт совсем в другой стране.

- А расскажи мне про него!

- Ревновать не будешь? - я хитро улыбнулся. Санька лежал рядом и, не мигая, смотрел на меня своими любопытными серыми глазами.

- Ну пожалуйста! Не буду я ревновать. Интересно же... У тебя с ним что, было вроде как со мной?..

- Вроде. Только очень-очень давно. Тебе-то зачем это знать?

- Давай рассказывай! А то обижусь...

Санька насупился. Вижу, что притворяется, - да знаю я уже давным-давно все маленькие хитрости этих маленьких человечков - а устоять не могу...

- Ладно, уговорил... Картошки на ужин поджаришь?

- Ай, вставать ещё, одеваться...

- Можно и не одеваться, - я снова расплылся в улыбке. - Так она даже вкуснее получится. Во всяком случае для меня - точно вкуснее.

- Давай потом! Поджарю, честное слово. Рассказывай!

- Ну, потом - значит потом. Но помни - ты обещал. Короче, слушай...

Два серых глаза, в которых отражался огонёк ночника, внимательно уставились на меня...

* * *

Эх, как же я в детстве любил лето! Да и сейчас люблю... Время, когда нет ни нудных уроков, ни надоедливых тупых училок, когда не нужно бегать кросс на физкультуре, собирать на скорость автомат Калашникова и писать идиотские сочинения про “Поднятую целину”. Время, когда шум листвы на ветру звучит как песня, а по ночам на музыкальную вахту в берёзовых рощах заступают маленькие солдатики лунного света в скромных серых мундирах - соловьи... Наконец, лето моего детства - это время, когда каждая поляна в пригородном лесу охотно соглашалась стать постелью для двух влюблённых душ, и можно не мёрзнуть от холода в этих проклятых, загаженных чужих подъездах. Я часто говорю, что два моих любимых месяца в году - это май и сентябрь. Но лето - особый случай. Лето - один большой праздник. Целых три месяца босоногого счастья...

Что ни говори, а в детстве лето казалось особенно прекрасным...

- Собирайся: поедешь к тёте Наташе в гости. На огороде поработаешь, нечего тут в городе бездельничать.

Эта идея моей мамаши была, надо сказать, очень неожиданной. Обычно она меня так далеко одного не отпускала. “Уж лучше на огороде с тёткиной клубникой возиться, - подумал я, - лишь бы не с тобой”. А вслух сказал:

- Поеду. С удовольствием!

И вот - сумки собраны (ох и тяжеленные - кирпичей она туда, что ли понапихала?), билет на поезд куплен, ценные указания мне даны (“В море не купайся, никаких мальчишек домой не приводи - обворуют, тётю Наташу слушайся” - словом, заведомо невыполнимые для 15-летнего меня задачи). В путь...

Не любил я эту толстозадую тётку - мамашину старшую сестру. А мужа её - ещё больше. Он был заядлым охотником, и год назад я испытал из-за него настоящий шок: тогда тоже был у них в гостях. Дядька принёс с охоты убитого им зайчишку и начал снимать с него серенькую шкурку прямо на деревянном столе во дворе своего дома – каково это было видеть мне, ребёнку? Представляете, сколько было слёз? Ну, вообще-то, открою вам один секрет: это было последнее живое существо, которое он убил. Вечером того же дня лёг мой дядька спать. И помер - инфаркт. С тех пор это стало случаться со многими людьми, которые делали мне больно или плохо. А вот тем, кого я люблю, наоборот, всегда очень везёт в жизни. Примеров - куча, да вот только нельзя открывать не свои тайны... Почему так происходит, я и сам точно не знаю, хотя, кажется, уже начинаю догадываться.

В общем, приехал я. Калининградская область. Город Балтийск, бывший немецкий Пилау - это так, к слову, чтобы вы историю знали. Закрытая погранзона, въезд строго по пропускам. Вокруг одни военные моряки, солдаты да матросы... Скучища! К счастью, у военных тоже дети есть, поэтому компанию сверстников я нашёл довольно быстро. Вот вместе с такими же мальчишками, как я, и бегал по песчаным дюнам на берегу моря. А потом - в порт, на серые военные корабли смотреть... Дюны почему-то мне нравились больше - у них ведь душа есть.

А однажды я пошёл помыться в местную баню... Дом-то у тётки без водопровода был.

* * *

- Вот так и было, Санька. Увидел того пацана - и всё. Трындец. Что делать с этой штуковиной - не знаю... Люди же кругом, они увидеть могут, догадаться, из-за чего он у меня... Торчит, сволочь, и повисать не собирается! Стыдно как... Я покраснел даже.

- А он что? Пацан тот?

- А ничего. Стоит нагнувшись, папаша ему спинку трёт мочалкой... Нежную такую спинку, розовую... На меня он даже не смотрит.

- Ну, и что ты сделал?

- Отвернулся. К стенке под душем. И холодную воду открыл. Ой, как противно было! Зато сразу помогло. Домылся с грехом пополам, и юркнул в предбанник одеваться. И тут он с папашей выходит, начинает одеваться - сначала почему-то майку натянул. Причём не сразу - скаталась на его мокрой спинке в какой-то валик и не разворачивалась. А какая кожа, какая кожа! Вот бы дотронуться, погладить её... Ну, у меня опять “торчковое настроение”... А он, паразит, вместо того, чтобы сразу трусы надеть, носки натягивать начал... Наклонился... Я полотенцем прикрылся, стою весь красный от стыда, а отвернуться, не смотреть - не могу, хоть стреляйте.

- Ярик, а знаешь что?

- Что, Санька?

- У меня то же самое сейчас. “Торчковое настроение”. Потрогай...

- Ого!

- Просто ты так рассказываешь, что он у меня сам... Почему-то... Давай дальше, мне интересно, что потом было!

Под одеялом начал плавно и медленно двигаться туда-сюда маленький бугорок - рука Сашкина... Ох, и шаловливый же он у меня - ну сколько можно за сегодня! Где мои 15 лет, когда мне тоже хотелось везде и всегда...

* * *

Странное дело - всю ночь после похода в баню я уснуть не мог. Ворочался... О том мальчишке думал. Да и моя не по годам огромная “штуковина” заснуть мешала. Пришлось, по обыкновению всех пацанов моего тогдашнего возраста, помогать себе самому давно известным способом... И не один раз за ту ночь. Отоспался только днём.

Уже под вечер решил один пройтись по дюнам - море послушать и на закат посмотреть. Когда солнце садится в темную воду Балтики, это так красиво! Знайте, люди - стоит жить хотя бы ради того, чтобы это увидеть.

Вот так и иду босиком, в одних только синих джинсовых шортах по краю прибоя. И тут замечаю впереди маленькую фигурку - мальчишка! Идёт мне навстречу. Чёрт возьми, тот самый! Тот, из бани! Бывает же...

“Наверное, мне всё это снится. Кто-то ж говорил - чтобы проснуться, надо ущипнуть себя за руку”, - подумал я.

Ущипнул. Больно! Не проснулся. Точно он. Тук-тук-тук - бьется что-то в моей груди... Да так сильно! Всё чаще и чаще... А он - идёт навстречу. Остановился, что-то подобрал на берегу, положил в кармашек закатанных до колена штанов... Опять идёт и словно что-то ищет. Он всё ближе и ближе! Рубашка белоснежная - не застёгнута, колышется на морском ветру... Странно - совсем не загорелый, видно, недавно ещё на море.

Волосы соломенные,
Синие глаза...
Как же познакомиться нам,
Что тебе сказать?

Вот как, меня уже на рифмы пробивает! Точно, я влюбился... Причём, кажется, ещё тогда, в бане...

- Слушай, а что это ты сейчас такое подобрал на берегу?

Вот и повод для знакомства нашёлся... Это всегда самое трудное - первый вопрос. Ну не просить же закурить в самом деле - ещё в детстве ненавидел банальность.

- Янтарики собираю. Только мало их сегодня. Зато после шторма много бывает.

Вот как, с прибалтийским акцентом мальчишка! Ну, ничего удивительного - Литва и Латвия тут рядом. Наверное, в гости к кому-то приехал...

- А как тебя зовут? - спрашиваю.

- Меня - Гинтарас.

- А меня - Ярослав. Ты откуда?

- Из Литвы, из Шауляя.

- В Балтийске как оказался? В гостях?

- У меня папа здесь на корабле служит. В гости пригласил на каникулы... Знаешь, это лучше, чем дома с отчимом... Папа у меня хороший, добрый...

Ах, этот акцент! Какая прелесть! Голос - как маленький колокольчик звенит. Не слишком ли пристально я на него смотрю? Ещё догадается обо всём чего доброго...

* * *

- Ух ты, какое имя красивое! Гинтарас... Романтика... - мечтательно прошептал Санька и посмотрел на потолок. Я почему-то тоже посмотрел, но ничего интересного там не увидел. Интересное лежало со мной рядом.

- Кстати, знаешь, как его имя с литовского переводится? Так и переводится - “янтарь”... По-латышски, например, это будет “дзинтарс”. Ну, у них вообще языки похожие, одна группа - мы это в университете проходили. Все языки понемногу изучали... Интересно очень, кстати.

- А мы в нашей хабзе такого не проходим, - Санька как-то сразу загрустил.

- Кто знает, может и ты поступишь. Аттестат только получи. А я тебе помогу. Я уже много кому помог...

- Правда?

- Правда, Санька, правда. Но учиться ты всё равно должен сам. У тебя получится, ты же у меня умница... Видел того парня, что по телеку новости ведет? Это я его когда-то писать учил... И не только его одного.

- Ну, если ты так говоришь... Буду учиться! Давай, рассказывай, что у вас с этим “янтарём” дальше было! Рассказывай, не отвлекайся только! А потом картошки поедим жареной, слово пацана даю - сделаю.

* * *

В город через дюны мы шли уже вместе - оказалось, что Гинтарас живет у отца в офицерском общежитии всего через два квартала от моей тётки. Шли не спеша, болтали... Много интересного я тогда от него узнал: оказывается, что янтарь - это застывшая смола, слёзы доисторических деревьев. И кроме, как на Балтике, этот камень (его ещё называют солнечным камнем) нигде не встречается. Иногда в нём попадаются даже мошки: села такая на древнюю балтийскую сосну много тысяч лет назад, да так к смоле и приклеилась, увековечила себя в камне...

- А ещё, - рассказывал мне мальчик, - в Калининграде есть музей янтаря. Там так здорово! Меня папа на прошлой неделе туда возил. Если хочешь, мы и с тобой можем съездить. У тебя пропуск в погранзону есть?

- Есть.

- Ну так не вопрос. Сядем на дизель и поедем. Покажу тебе много всего интересного. Знаешь, эти янтарики - такие классные! Каждый - как солнышко маленькое. Меня папа в честь этого камня таким именем и назвал.

“Это же про тебя. И солнышко, и маленькое... Янтарный ты мой весь, будто изнутри светящийся”, - подумал я в этот момент.

- Знаешь, зачем я их собираю? - продолжал мальчик. - Хочу из них картину сделать. Маме в подарок... Половину уже склеил. Хочешь, покажу тебе, что получилось? Папы всё равно дома нет, у него сегодня вахта, пошли ко мне!

- Пошли!

В темном и прохладном коридоре (когда Калининградская область ещё была Восточной Пруссией, здесь размещалась немецкая казарма) шаги босых ног Гинтараса по скрипучему деревянному полу показались мне музыкой. Вот и их комнатка... Несмазанный замок открывался с трудом, но, повозившись у двери примерно с полминуты, Гинтарас гостеприимным жестом пригласил меня внутрь. Затем достал из шкафа прямоугольный кусок фанеры, размером примерно метр на два и положил его на диван. Правая сторона мозаичного панно была уже завершена: на ней из маленьких кусочков янтаря были склеены прибрежные дюны, кромка прибоя, солнце над ними... Да, солнце! Оно словно вошло в маленькую комнатку общежития, которая от этого стала в несколько раз больше и светлее. Закат над дюнами - он ведь и в жизни такого же цвета - золотистого! И море в последних лучах солнца - тоже... И он это видит. Чёрт возьми, а ведь мальчишка моими глазами видит мир!

- А ты - талант, - только и всего, что я был в состоянии прошептать. - Настоящий...

- Знаешь, мне ещё никто так не говорил. Вообще-то я в Шауляе в художественную школу хожу, там и научился. Спасибо тебе, что похвалил!

- А у меня вот по рисованию никогда больше “тройки” ничего не было. Зато я стихи писать умею...

- Можно мне почитать как-нибудь?

- Эта тетрадка у меня сейчас не с собой, дома осталась. А впрочем, я кое-что и так помню. Ну, слушай...

Дослушав до конца (все это время Гинтарас сосредоточенно смотрел на меня), он сказал:

- Здорово, мне бы так! А почему ты это написал? Ты что, кого-то уже любил?

- Это про друга. А разве нельзя любить своих друзей?

- Знаешь, я тоже твоим другом быть хочу. Ты не против?..

- Само собой. Только за. Ты мне тоже нравишься...

- Ну, значит, будешь теперь “мано драугас”. Это по-литовски означает “мой друг”...

* * *

- Ой, как интересно! Говоришь, он такой красивый был? Лучше, чем я?

Санька смотрел на меня, и в его глазах были словно растворены два вопросительных знака.

- Вы оба красивые. Каждый по-своему. Только он теперь уже взрослый человек и даже довольно известный художник. Недавно в нашем городе была его выставка...

- Ну, я-то в картинах не разбираюсь.

- Знаешь, я ведь тоже в них не спец. Но когда красиво - это сложно не заметить. Ты ведь тоже в чём-то талантлив. Картошку вот классно жарить умеешь, а у меня она всегда сгорает, - улыбнулся я...

- Намёк понял. Проголодался?

- Ну не настолько же, чтобы заставлять тебя сейчас вылезать из-под одеяла и идти на кухню. Лежи пока...

- Тогда давай дальше рассказывай!

- Ну слушай...

* * *

На следующий день мы с самого утра пошли к морю вместе. Вместе и янтарики искали... Гинтарас бегал по берегу вприпрыжку, от чего из-под его босых ног разлетались во все стороны солёные брызги и белозубо улыбался. Улыбался мне... И я понимал, что счастлив рядом с ним - моим янтарным балтийским солнышком! На всем бесконечном пляже нас было только двое. Нет, трое - он, я и ласковое море. Те камушки, которые удавалось найти, я тут же отдавал ему, а он, с улыбкой и всё тем же чудным акцентом каждый раз говорил “спасибо”. Уже ближе к вечеру он сказал загадочным голосом:

- А хочешь, я тебе свое секретное место покажу? Это маяк старый, немецкий ещё, мне про него папа рассказывал.

Маяк оказался огромной серой железобетонной трубой, лежавшей в сосновом лесу на берегу моря. Внутри неё была ржавая винтовая лестница. А снаружи маяк был расписан разноцветными красками - мальчишки местные постарались, оставили здесь свои имена...

- Он раньше не лежал, а стоял. Это его в позапрошлом году солдаты взорвали, - сказал Гинтарас. - Чтобы пацаны не лазили.

- А что им, жалко, что ли?

- Тут просто двое пацанов тогда погибли. Залезли на самый-самый верх и свалились.

- Ужас какой... Ты меня так не пугай, ладно?

- Ну, так это уже давно было. Хочешь, я тебе покажу, как маяк устроен?

- Давай, показывай.

Ух, и интересно же всё это было! Конечно, от линз и зеркал там уже мало что осталось - что не разбилось при взрыве, растащили после него, но побывать внутри маяка мне довелось впервые в жизни. Гинтарас увлечённо рассказывал мне, о том, как тут когда-то было всё устроено, и какие сигналы маяки вообще подают кораблям. “И откуда же он всё это знает? - думал тогда я. - Да, повезло парню с отцом, не то, что мне...”

Наконец, облазив весь маяк вдоль и поперёк, мы присели на какое-то поваленное дерево и закурили.

- Знаешь, Ярик, я уже давно хочу тебя спросить. Только извини меня за это. Ты дрочить умеешь?

Я покраснел - совсем как тогда, в бане... И лишь через секунду, с трудом переборов себя, сказал:

- Так это все пацаны умеют! Это же приятно...

- И мне нравится, - заговорщицким тоном прошептал Гинтарас. - А давай сейчас? Вместе... У меня уже встал...

- Знаешь, и у меня тоже...

Ну что поделать: это со мной почти всегда происходило, когда я на него смотрел! Вот такой он был. Особенный пацан...

Немного стесняясь, мы расстегнули свои штанишки.

- Ого, - сказал Гинтарас, а можно я его потрогаю?

- Можно... Только я у тебя тоже хочу...

- И тебе тоже можно. Со мной - можно всё, что ты захочешь...

- Не боишься?

- А чего тут бояться? Мы в Шауляе с пацанами ещё и не такое делали...

- Знаешь, мы в моём городе - тоже. Много чего. Иногда даже прямо в школе - знаешь, есть там у нас такая каморка, где наш ансамбль репетирует... Там изнутри закрыться можно и сделать вид, что никого нет. Ну что, давай?..

- Давай...

Какие у него были руки! Они творили просто чудеса... Мы несколько минут простояли так в вечернем сосновом лесу, стараясь сделать друг другу как можно приятнее. Потом он неожиданно для меня опустился на голенькие колени - прямо на опавшие сосновые иголки! Неужели же ему не больно? - и, придерживая мою “штучку” рукой, направил её себе в рот.

Вот этого я никак не ожидал - так сразу, запросто... С первого раза! Да, парень явно уже с опытом - как и я. И это здорово... Я-то, по секрету говоря, ещё в 11 лет начал. Был, конечно, у меня какой-то шок от неожиданной доступности того, о чем ещё день назад я смел лишь мечтать, но этот шок был чертовски приятным.

Впрочем, я ещё и не знал тогда, как всё это называется... Просто было приятно, здорово - и всё. Зачем мне в 15 лет было забивать голову определениями того, что и без них хорошо? Тогда между пацанами-сверстниками всё было очень просто, никто ничего не боялся и не стеснялся, а мысль о том, что это плохо или стыдно, в принципе не могла прийти в голову в этом возрасте.

Так продолжалось минуты три. Гинтарас делал всё очень нежно и плавно. Словно облизывал леденец - почему-то именно с самодельными леденцами на палочках, которые в те годы продавали старушки на рынках, у меня и возникла тогда ассоциация... Интересно, что же он сейчас чувствует? Ему самому это нравится или нет? “Ну, если бы не нравилось, он бы этого не делал”, - подумал я. Почему-то очень-очень захотелось ответить ему взаимностью. И я, конечно же, ответил - оказалось, что стоять голыми коленками на сосновых иголках вовсе не так уж и больно, как я думал.

Он дышал так, что мне казалось - ещё чуть-чуть, и на меня из 14-летнего тела Гинтараса польется сладкий, молочно-белый дождь... Это в мои планы никак не входило - я хотел большего. И получил...

Поднявшись с колен, я обнял его за талию и нежно поцеловал в губы. Потом мои руки плавно опустились ниже - на то самое место, о котором тогда, в провинциальной бане, я мог лишь мечтать. Две маленьких половинки этого чуда оказались нежными и бархатистыми - примерно таким бывает на ощупь свежий, созревший до тёмно-красного цвета персик. Затем я нежно-нежно прошептал ему в ушко:

- Гинтарас, зайка... А можно я тебя... Туда...

Он ответил не сразу. Но ответил, причем тоже шепотом:

- Ярик, я же говорил тебе - всё можно. Только он у тебя такой большой... Мне, наверное, больно будет. У всех наших пацанов намного меньше, и всё равно мне сначала больно бывает. А приятно - только потом, не сразу...

- Уметь просто надо. Ну что, солнышко, разрешаешь? Пока попробуем только, а если будет больно, я сразу перестану (оба-на - я в первый раз его солнышком назвал!).

- Ну давай... Ты как хочешь?

- Как тебе удобнее.

Удобнее ему оказалось на четвереньках... Поплевав на ладонь и как следует смазав “штуковину” слюной, я медленно и осторожно, буквально по миллиметру начал проникать туда, куда так хотел проникнуть... Там оказалось почему-то неожиданно тепло. Гинтарас молчал, только сопел громко.

- Тебе не больно, зайка?

- Не-а, - чуть хрипловатым голосом ответил он. - Приятно даже... Не останавливайся, мне нравится... Ой, какой кайф!!

- Ну что, малыш, я весь вошёл. Тебе нормально?

- Не то слово! Ну давай, давай, не останавливайся.... Ага, вот так... Сильнее, глубже! Только не останавливайся... Пожалуйста...

А тут ещё это заходящее в море янтарное солнце - совсем как на его картине... Его от меня закрывало дерево, поэтому свет то бил мне в глаза, то пропадал - всё в такт моим движениям. Гинтарас начал громко стонать и двигать своим телом мне навстречу, постоянно повторяя: “давай, давай...” Наконец, когда я уже был на самой грани, отделяющей реальность от нереальности, он поднял свою правую руку, сдул с неё прилипшие сосновные иглы и начал быстро-быстро теребить свою нежно-розовую “игрушку”.

- А-а-а-а-а!!! - закричал он через несколько секунд. Я, наверное, тоже - не знаю, не помню...

Помню только нескольких крупных белых капель на бурых опавших иголках под его животом. “Ну совсем как жемчужины” - подумал я тогда... Эх, как же они переливались в последних лучах оранжево-янтарного солнца под шум балтийского прибоя...

А ещё помню его шёпот на ухо. Тогда он сказал: “Аш тавя милю, мано бернюкас”. Только потом я узнал, как это переводится с литовского: “Я люблю тебя, мой мальчик”. Теперь-то я и сам знаю, как сказать эту фразу на нескольких языках мира, а тогда не знал. Догадался просто...

* * *

- Да... Здорово, наверное - вот так, в лесу на берегу... А давай и мы с тобой когда-нибудь так сделаем!

- Сделаем, Санька. Обязательно сделаем. Вот только потеплеет немного - и махнём с тобой на природу... Скоро уже, май на носу.

- А не застукают нас?

- Не должны. Я такие места знаю... С детства ещё.

- Ну вот и покажешь...

- Обязательно покажу.

- Ярик, а потом у вас что было? Расскажи!

- Ох, много чего...

* * *

Гинтарас встал, оттряхнул с колен и рук сосновые иголки (от них на его нежной коже остались ярко-розовые следы) и посмотрел на меня. О, сколько же в этих глазах было всего! А я ему сказал:

- Ну что, давай в море сполоснёмся?

- Давай...

Как был, совершенно голый, он вошёл в воду. Солнце уже едва-едва виднелось из-за горизонта. Вошёл и поплыл - прямо вдогонку уходящему от нас до утра светилу. По жёлтой дорожке... Вернулся на берег он минут через пять. И сразу спросил:

- А ты чего не плаваешь?

- Да не умею я. Если только как топор.

- Хочешь, научу?..

- Не получится - пробовали уже. Ну нет у меня к этому делу таланта...

- Жалко... Так бы вместе поплавали...

- Ну что, пора по домам? Завтра сюда придём ещё?

- Конечно, Ярик. Обязательно... Я же тебе специально это место показал! Раньше оно было только моё, а теперь оно - наше. Понимаешь?

- Понимаю.

...Так у нас продолжались все каникулы. Наверное, самые лучшие в моей жизни! Если я и появлялся на тёткиной “фазенде”, то лишь затем, чтобы насобирать там клубники: её мы с Гинтарасом любили есть через поцелуй. От тётки, правда, за клубнику мне регулярно “влетало”, но на это было глубоко наплевать. И в Кёник (Калиниград) в музей янтаря, конечно же, съездили. Ох, и классный же из этого мальчишки получился экскурсовод! Сколько он всего знал о своем любимом камне - камне, который дал ему имя! Просто ходячая энциклопедия какая-то.

А потом наступил очень грустный день - 30 августа 1987 года. Мы оба знали, что когда-нибудь он наступит, просто думать об этом очень не хотели.

Накануне отъезда он снова пригласил меня в свою комнату. И опять показал мне свою янтарную картину - она была готова уже вся, по ночам парень сидел и клеил, ничего мне об этом не говоря! И вот тут я чуть не упал в обморок! Правая сторона была мне уже знакома. Но левая...

Там был изображен я. Сходство, конечно, было весьма приблизительным, всё же мозаика из янтаря - это не холстом по маслу, но я себя там узнал... Сижу такой на морском прибрежном песке - грустный и задумчивый...

- Вот видишь - сказал Гинтарас. - Теперь я увезу тебя с собой... Маме дарить, конечно же, не буду, повешу у себя в комнате и буду целый год тебя вспоминать. Ты же приедешь сюда следующим летом?

- Обязательно! Если ты тоже приедешь...

- Вот и договорились. Эх, отличные у нас были каникулы... Жалко, что закончились.

- Жалко, - вздохнул я. - А знаешь что? Пошли ещё раз на наше место! В последний раз в этом году...

- Пошли, Ярик. Пошли...

...В тот августовский вечер мы особенно нежно и страстно любили друг друга под шум прибоя... Последнее солнце, последнее тепло уходящего лета щедро согревало нас обоих.

В последний раз...

В последний...

Самый...

А потом, когда я провожал Гинтараса на поезд (он уезжал из Калининграда первым), мальчик подарил мне этот янтарик. Гладко отполированный (его руками!), на тонком кожаном шнурке. Сказал: “Это тебе на счастье. Всегда носи его с собой - очень хорошая примета. И меня не забывай...”

Вот и не забываю. Люблю и помню до сих пор - люблю именно таким, каким помню...

Конечно, я любил многих, да и буду ещё наверняка, но в душе у меня останутся они все. Останутся именно такими, как были - юными, добрыми, чувствительными и доверчивыми...

Со всей своей роднёй я в тот год разругался окончательно: они про меня всё пронюхали, всё разузнали... Теперь этой родни у меня, можно сказать, просто нет. Само собой, тётка с тех пор в гости меня больше не приглашала, и с Гинтарасом мы никогда уже не увиделись. Грустно...

А подаренный им янтарик - храню до сих пор. Он всегда со мной... Возможно, действительно именно он мне удачу приносит - этот солнечный камень из солнечных рук солнечного литовского мальчишки...

Вот так-то.

* * *

- Да, Ярик... Я и не знал, что у тебя такое было... Никогда бы не подумал.

- В этой Вселенной, Санька, ещё и не такое иногда происходит.

С его озорными глазами произошла очередная за этот вечер метаморфоза: на сей раз они стали неожиданно серьёзными.

- Слушай, а почему то, что происходит - всегда заканчивается? - спросил он. Ведь и у нас с тобой закончится когда-нибудь?..

Вот блин... Я и не ожидал от пацана-ПТУшника такого умного вопроса. Да, плохо мы их всех ещё знаем, плохо... Просто ему ответить или по-умному? Попробую по-умному, должен понять.

- Сань, оно не заканчивается. Не заканчивается на самом деле никогда. Просто переходит к другим людям. Как палочка в эстафете... Знаешь, ведь и сейчас, пока мы тут с тобой на кровати валяемся, где-то на этой планете (да, наверное, и не только на этой) тоже есть ласковое море и двое мальчишек, которые любят друг друга. Где-то они обязательно есть! И это будет продолжаться вечно, потому что так должно быть.

А в жизни каждого из нас - да, заканчивается. Ведь мы - лишь звенья цепи. Они маленькие, эти звенья. Но на них держится мир... Вот и ты - вырастешь и, возможно, сделаешь для этого мира то, что не успею сделать я. Понял?

- Понял, Ярик... - сказал Санька, немного подумав. - Я всё понял...

И через несколько минут в моём доме аппетитно запахло жареной картошкой.

© Copyright: Ярослав Никитин, 2004 Код: 1405210006

[Ярослав Никитин]

ОТ АВТОРА: Сюжет данного произведения и образы его героев являются вымышленными. Всё, что в нём изложено, не соответствует действительности. А впрочем – судите сами... Вы – мои читатели, вам и решать, что в этой истории правда, а что – плод фантазии...

Ярослав Никитин

СЫН ОЛИГАРХА
Повесть

ГЛАВА I

АГРЕССИВНАЯ СРЕДА

Мороз настойчиво и беспощадно жалил кончики пальцев Олега. Ледяные иглы пронзали мальчика до самых косточек. Светящиеся часы с яркой рекламой МакДональдса, что медленно вращались на углу улицы, показывали шесть тридцать утра.

“Автобус уже должен ходить, – подумал Олежка. – Ещё немного, и околею я здесь, на остановке. Ну где же он, мать его? Сколько можно?..”

Мальчик вытащил из карманов тонких джинсов ладони подышал на них. Зря: стало ещё холоднее. Словно кто-то очень злой и безжалостный пальцы дверью прищемил. А своих ног, обутых в рваные ботинки, Олег уже час как не чувствовал.

За безупречно вымытыми витринами МакДональдса уже давно горел свет, а в морозном воздухе аппетитно пахло жареным мясом, картошкой и ещё чем-то очень-очень вкусным, но недоступным. И теплом ещё пахло. Чужим теплом... “Такая рань, а они уже готовят, – облизнув замёрзшие губы подумал дрожащий на остановке мальчик. – Но не для меня. Для этих – жирных, всегда сытых и очень-очень жадных”.

Со скамейки у входа нагло скалился своей неживой резиновой улыбкой желто-красный пластиковый клоун. “И не холодно ему, – покосился Олег на бездушную куклу. – Неживой он потому что. Может, и мне лучше сейчас умереть? Всё ж лучше, чем мёрзнуть. Да так сейчас, по-моему, и будет – сердце-то уже... Того... Как будто иголки ледяные – там, внутри... А он, сволочь, улыбается”.

Мальчику повезло – из-за поворота показался автобус с заиндевевшими стёклами. Судя по силуэтам на окнах, людей в нем было битком. “Хорошо, – решил Олежка, – так теплее, наверное. Вот только втиснуться надо как-то...”

Это ему удалось с большим трудом: проскользнуть по скользким ступенькам среди неуклюжих полусонных людей, одетых, к тому же, в толстые пуховики и дублёнки, оказалось очень непростым делом. Безразличные пассажиры лениво толкались, и Олег, который и так еле стоял на отмороженных ногах, едва не выпал из дверей обратно на остановку.

В салоне пахло кожаной одеждой и вчерашним перегаром. “Совсем как дома”, – заметил мальчик. А когда здоровенный усатый мужик наступил ему на ногу, Олег даже и не почувствовал сначала: настолько она замёрзла. “Боже мой, какие же вы все тупые да безразличные! – думал Олежка. – Толкаетесь, гадостью своей на меня дышите, спиной к холодной двери прижали вот... Просто какая-то агрессивная среда, про которую нам химичка в школе рассказывала”.

Тогда, полгода назад, Олег явно представил себе это жуткое явление: кислота, или щелочь, или ещё какая-нибудь едкая дрянь... И себя в ней... Стало страшно... Мог ли он тогда подумать, что родной город вдруг станет таким – очень похожим на эту страшную агрессивную среду?

Просто зима наступила...

Автобус, хрипло урча простуженным мотором, уже добрался до самой окраины города. Людей в нем почти не осталось: на нескольких предыдущих остановках они молча и безразлично побрели по своим делам в зимнее утро. Мальчик в конце концов присел на освободившееся, нагретое кем-то место. “Хоть за это спасибо, – подумал он. – За тепло, которое я у вас как будто украл”.

Олег и сам не заметил, как уснул.

Проснулся он от тряски в голове и, открыв глаза, увидел, что огромного роста дядька вовсю тормошит его за плечо. Само плечо от холода ничего не чувствовало.

– Билет будем показывать? На следующей остановке – вон отсюда!

– Угу, – сонно кивнул Олежка, с трудом поднялся и, сильно пошатываясь, побрёл к дверям. Агрессивная среда продолжалась... И, к сожалению, не только по календарю. Считать дни мальчик когда-то привык по своему школьному дневнику: который слева самый нижний – среда. Вот и сегодня – тоже. Никогда по средам не везло, всегда по математике двойки ставили. Нет, дома за них не доставалось – родители предпочитали заглядывать по большей части не в дневник сына, а в стакан с “чернилами”. Но всё равно было стыдно почему-то двойки получать. Вот и в тот день, когда он решил: “Всё, больше в школу не пойду. И домой – тоже. Не надо было при всём классе меня дебилом обзывать и говорить, что меня родители по пьянке сделали”.

Двери автобуса с грохотом открылись, и с них посыпалась белая пыль инея. С ненавистью посмотрев на мордастого контролера, мальчик вышел на какой-то незнакомой остановке.

Вокруг было снежное белое поле и какая-то стройка. “Что за район-то? – подумал Олежка. – Хотя мне-то какая разница, все они – чужие”.

Вдруг рядом затормозила машина. Сидевший за рулём парень лет 25 опустил стекло и спросил:

– Не знаешь, как в аэропорт проехать?

– Не знаю, – шмыгнув сопливым носом ответил Олег. – Я не здешний.

– А тебе самому куда?

– Никуда, – грустно сказал мальчик. – Гуляю.

– Да уж, гуляешь... В такой мороз в таком прикиде... Догуляешься до воспаления лёгких. Домой подвезти?

– Не хочу. Слушайте, что вы ко мне пристали?

– Пристаёт только говно к ботинку. А я просто спросил. Замерзаешь ведь – я же вижу...

– А другие не видят...

– Потому именно и не видят, что другие... Садись, хоть погреешься.

Олег, подумав секунду, протянул замороженные пальцы к ручке дверцы машины. Их снова обожгло холодом, но тянуть не пришлось: парень заботливо открыл изнутри. Сев на переднее сидение, мальчик сразу же поднял ноги и прижал коленки к груди, обняв их руками. В машине гудела печка, и поток тёплого воздуха поначалу показался ему слишком горячим, даже обжигающим. Но когда тепло понемногу стало проникать и внутрь замерзшего тела, стало уже приятно. Очень...

– Слушай, я есть хочу, замотался по работе – сказал обладатель машины. – Не составишь компанию? А то одному в лом ехать.

– У меня денег нет, – грустно ответил Олег.

– Что за базары?! Если приглашаю, значит угощаю. И про бабки при мне чтобы больше не заикался – обижусь. Понял? Деньги – это грязь. А в приличных компаниях о грязи не говорят. Надеюсь, у нас с тобой компания приличная?

– Не знаю... Наверное. А вас как зовут?

– Саша. Только не называй меня на “вы”, а то я сразу себя старым хреном начинаю чувствовать. Тебя-то самого как звать?

– Олег.

Ну вот и познакомились. Ну что, в МакДональс?

– Ой... меня ж такого грязного не пустят...

– Куда они денутся?

– Не, я стесняюсь... Я ж там вообще ни разу не был.

– Ну, тогда на Мак-драйв заедем, перекусим прямо в машине, раз ты такой стеснительный.

– А это что такое?

– Увидишь.

Пока машина мчалась по заснеженным улицам, Олег, понемногу согреваясь, начал с только что оттаявшим любопытством в глазах разглядывать нового знакомого. Ещё несколько минут назад окружающие люди были для него безразличны. А он – для них. Но этот... “Что, интересно, ему от меня надо? – думал мальчик. – Накормить вот собрался... Или не накормить? Вдруг обманет? Завезёт вот сейчас куда-нибудь, ещё убьёт – бывают же маньяки всякие, я знаю. Ай, всё равно – чем так жить... Будь что будет. Хотя, наверное, не убьёт – глаза у него слишком добрые. Тёплые такие... Только кто он? На хрен я ему сдался? Всё равно не пойму – зачем зря башку ломать? Зато я сегодня в первый раз в жизни попробую хавку из МакДональдса – уже кое-что. Пацаны в школе говорили – она вкусная!”

Наконец, приехали. Уплетая двойные чизбургеры и запивая их горячим кофе, Олег чувствовал настоящий кайф. “Так, – подумал мальчик. – Накормил. Теперь – точно: отвезёт куда-нибудь и трахнет. А потом убьёт... Нет, ну действительно – что ему от меня надо?”

– А ничего мне от тебя не надо, – сказал Саша.

Олег удивлённо открыл рот, посмотрел на нового друга и спросил:

– Не понял... Я что-то сказал?..

– Нет. Не сказал. Просто я очень хорошо знаю, о чём ты думаешь.

– А откуда ты можешь знать?!

– Откуда... Оттуда, – сказал Саша и показал глазами куда-то на небо. – Ладно, куда теперь поедем? Я-то уже свободен. В аэропорт всё равно не успели, так посылку и не встретил... Хочешь ко мне?

– Нет, ну как ты узнал?..

– Долго рассказывать. Короче, едем или нет?

– Едем...

Когда они поднимались по лестнице, Олег подумал: “Странно, вижу человека первый раз в жизни, но почему-то я ему верю. Почему? А чёрт его знает...”

– Ты извини, беспорядок тут у меня. Всё переезжаю с места на место. Квартиру снимаю, так что особенно обустраиваться смысла нет.

Пока Саша открывал дверь, Олег почувствовал на спине чей-то взгляд. Саша тоже обернулся. И точно: в дверном глазке соседей, за секунду до этого тёмном, вдруг появился свет, послышался скрип половиц.

– Ишь ты, стерва любопытная, – возмутился Саша. – Старуха Изергиль, блин. Ну ладно, не стесняйся, заходи.

В квартире и вправду присутствовал некоторый беспорядок. Однако Олег сразу обратил внимание на стоявший на столе ноутбук, от которого тянулись провода к телефонной розетке.

– Ух ты! – закричал мальчик. – Я такие штуки только в кино видел! Там ещё игры были. А на этом есть?

– Сейчас будут. Слушай, там на кухне чайник стоит. Электрический. Сделай кофейку пожалуйста. Всё, что нужно, найдёшь на столе. А я тебе пока игрушек каких-нибудь поищу.

– В смысле – поищешь. А как это?

– В Сети. Ну, в Интернете.

– А можно посмотреть?

– Да ради Бога. Кофе только сделай...

Мальчик пришёл на кухню. Но никакого чайника он там не обнаружил – так, стояла на столе какая-то пластиковая штука жёлтого цвета, подключенная к розетке. Он взял её в руки, попытался открыть... Из маленького отверстия под носиком вылилось несколько капель воды. “Это, что ли, у него чайник? – подумал Олег – ну ни хрена ж себе”!

В конце концов Олег догадался, как открывается крышка. Налил в чайник воды из крана. На поиски кнопки ушло ещё минуты три. А уж справиться с растворимым кофе из банки особых проблем не составило. Закипело быстро, после чего чайник щёлкнул и выключился (“Ух ты! Сам!” – подумал мальчик). Бережно неся в руке дымящуюся чашку – не расплескать бы! – он вернулся в комнату. А там...

Олег внимательно следил, как пальцы Саши бегали по блестящим чёрным клавишам, но, конечно же, ничего не понимал. Наконец, когда на мониторе из таинственной неизвестности нарисованного Земного шара полетели белые листки, Олежка спросил:

– Что ты делаешь?

– Игрушку тебе скачиваю. Кстати, а как насчёт кофе?

– Да вот, стоит уже. А как это – “скачиваю”? Насосом, что ли?..

– “Мы насосы, мы насосы, мы не курим папиросы”, – засмеялся Саша. – Нет, конечно, не насосом. А сигареты мы очень даже курим. Сбегай-ка в коридор, там у меня в куртке пачка “LM” лежит. В правом кармане.

Примерно через час Олег уже увлечённо расстреливал виртуальных врагов, нырял в бассейны за ключами и поднимал магические шкатулочки. Саша в это время сидел в кресле и делал вид, что читает книгу, но на самом деле он внимательно изучал мальчика. А тот и не думал останавливаться – настолько был поглощён игрой.

Только когда Саша отправился на кухню, и через некоторое время в квартире аппетитно запахло жареными котлетами, в дверях показалась любопытная мордашка Олега.

– Что, мистер Дюк Нюкен? Проголодался? – спросил Саша.

– Угу. А это что, котлеты?

– Они самые. С макаронами. Будешь?

– Буду. Слушай, спасибо тебе за всё!

– Да брось ты! Сам в детстве таким же был. Бродяга бродягу всегда издалека видит...

– А ты что, когда был маленьким, тоже из дома убегал?

– Еще и как! Да у меня и сейчас дома нет. Не очень-то и надо.

– Как это нет? А это чья квартира?

– Я же говорил – снимаю. Как правило, ненадолго. То в одном городе, то в другом... Бродяга я по жизни. И мне такая жизнь... Нравится.

– А мне вот – не очень, – сразу загрустил Олежка. – Летом так ещё ничего, а вот сейчас, зимой...

– Знаешь, парень, мне это всё знакомо. Я сам в четырнадцать из дома как ушёл... Так и не вспоминаю до сих пор ни дом, ни родителей. Даже не хочу знать, живы они или нет. Думаю, им обо мне тоже знать неинтересно.

– А почему у тебя с ними так вышло? – заинтересовался Олег.

– Переделать меня хотели. Ай, долгая это история, когда-нибудь расскажу. Садись вот, ешь давай.

Обед они проглотили молча. Лишь потом Олег сказал:

– Спасибо огромадное... А ты классно готовишь!

– Это не я. Котлеты в кулинарии покупал. Я вообще готовить не умею.

– А я умею! – гордо заявил Олег. – Мама научила, пока не пила... А сейчас у меня в доме и корка хлеба редко попадается, да и та – на закуску идёт.

– Грустно, – сказал Саша. – А как ты готовишь, думаю, я ещё смогу оценить. Ну ладно, без обид – мне тут немного поработать надо.

– А можно я посмотрю?

– Да пожалуйста. Только, боюсь, ты всё равно ничего не поймёшь.

– Вдруг пойму?

– Было бы здорово, знаешь ли...

Олег внимательно следил за всем, что происходило на экране монитора. Когда там появилась картинка с надписью “New York city Bank”, мальчик спросил:

– А почему банк? Это что, игра такая?

– Ну, игра, – заулыбался Саша. – Только за такие игры... От пяти до восьми.

– Чего?

– Лет, чего. Дают. А бывает, что и больше.

– У-у-у-у... Так ты ж ничего плохого не делаешь, за что ж дают-то?

– В общем, ни за что. Понимаешь, для людей у которых куча денег, совсем не важно, что их станет немного меньше. А те, у кого их вообще нет – для них и тысяча долларов – сумма. Бывает так, что она может кому-то жизнь спасти. А бывает, что... Ой, прости, погоди-ка... Тут подумать нужно.

Олег увидел на экране колонки каких-то постоянно меняющихся цифр. Саша лихорадочно барабанил по клавиатуре, не выпуская сигареты из зубов. Его кофе давно уже остыл, но на это он не обращал ни малейшего внимания.

Наконец появилась надпись: “Session complete. Thank You for Your choise!”

– Уж не за что! Уж пожалуйста! – засмеялся Саша.

– Чего ты смеёшься? – удивился Олег.

– Они ещё и спасибо говорят... Ну-ну. Знаешь, если в России две беды – дураки и дороги, то в Америке только одна. Потому что дороги у них хорошие. Страна непуганых дебилов...

– Ничего не понял. А ты что щас сделал?

– Меньше знаешь – крепче спишь. Заработал просто на пару лишних чизбургеров. И себе, и тебе. Ладно. Здесь нас сегодня ещё никто не застукает – пока они сообразят ещё... Так что можем расслабиться. А вот завтра надо будет сматываться. Ну что, по пивку?

– Можно. Так ты что, хакер что ли?! Как в кино?! Вот здорово!!!

– Долбанись, какой я хакер?! Я – ламер полный, – улыбнулся Саша.

– А что значит “ламер”?

– Долго объяснять. Будь другом, сбегай до холодильника и обратно – там пиво лежит... Много пива!

Потягивая холодный пенистый напиток (по такому случаю Саша вытащил из большой дорожной сумку две пачки солёных чипсов), они говорили обо всём понемногу. Когда речь зашла об учительнице, Олег чуть не расплакался.

– Что, так и сказала? При всех? И они смеялись? Редкостная, мрачная сука! – категорично заявил Саша.

– Ещё какая... А может, она права? Может, я действительно дебил?..

– Вроде не похож. Вон как быстро в “Дюке” освоился. А мымре твоей мы, пожалуй, отомстим. Хочешь?

– Да хрен с ней, пусть живёт.

– Где она живёт?! Адрес?! Телефон?!

– Да ладно тебе, не надо, у неё внуки всё-таки...

– Дело твоё. А я вот своих врагов прощать не люблю. Ну что, спать пора, только... Слушай, я у тебя одну вещь хочу спросить, только не обижайся...

– Спрашивай, – доверительно прошептал Олег.

– Ты давно мылся в последний раз?

– Ну... Недели четыре.

– Ё моё! В ванну, срочно! Бельё постираешь, на батарее повесишь, халат – на вешалке. Мой. Его и наденешь потом. Уяснил?..

– Хорошо... Я пойду?

– Действуй!

Олег ушёл, и из коридора вскоре послышался звук закрывающейся защёлки. Когда из-за двери начала раздаваться барабанная дробь наливающейся в ванну воды, Саша встал, загрузил ноутбук и скачал сегодняшнюю электронную почту. Минут 10 внимательно читал что-то с монитора, и вдруг его лицо приобрело чертовски довольное выражение.

– Ага, – вслух сказал Саша, – вот и заказик. Завтра позвоню... А впрочем – он посмотрел на часы – почему бы не сегодня?

Достав из дорожной сумки серебристую трубку мобильника, он набрал какой-то номер.

– Привет, это Алекс. Да, читал. Ну, в чём дело? Олигарх, говоришь? Как фамилия? Да, большая шишка... Сколько платит?!! Ни хрена себе... В роддоме отказалась... Ясно. И сколько теперь пацану должно быть лет? Что ж, тринадцать так тринадцать... Примета – это хорошо, конечно. Тем более такое редкое родимое пятно... Но он же понимает, надеюсь, что это как иголку в стоге сена без магнита... В “Спортлото” выиграть и то больше шансов, чем этого несчастного папашу осчастливить. Нет, погоди, ты чушь несешь. Как я понимаю, в службе усыновления в те годы компов ещё и в помине не было, а значит – и баз данных быть не может. Хотя попробовать можно... Скидывай данные на “мыло”, я подумаю. Лады, до завтра. У меня тут и без того дел – как бы самого не пристрелили. Ну пока...

Саша вздрогнул: со щелчком, очень похожим на приглушенный выстрел пистолета, открылась дверь ванной. В шедшей оттуда полосе света нарисовался Олег – одетый (впрочем, скорее завёрнутый) в огромный, не по росту халат. От него пахло душистым дорогим мылом и чистотой. Махровая ткань мешала мальчику идти по полутёмной комнате. “Не споткнулся бы”, -- подумал Саша. И вдруг, как назло...

Олег споткнулся и со всего размаху грохнулся головой о журнальный столик! После чего без единого стона упал на ковёр. Саша, словно бешеный тигр, прыгнул к нему, схватил на руки и моментально перенес на диван. Мальчик был без сознания, и тормошить его оказалось бесполезно. Саша снова вскочил, побежал на кухню, тут же вернулся со стаканом ледяной воды, прыснул Олегу в лицо. Медленно, словно нехотя, тот открыл глаза и посмотрел на нового знакомого.

– Живой, – еле выдохнул Саша. – Ну, напугал...

Обняв Олега за плечи, он с силой прижал его к груди, а тот, в свою очередь, положил ему на плечо свою только что пострадавшую голову с ещё мокрыми волосами. Когда Саша отпустил руки, махровый халат неожиданно и плавно, словно покрывало на торжественном открытии монумента, сползло с Олежкиных плеч...

– Твою мать...

Другие слова Саше и в голову прийти не могли. На правой лопатке Олега чернело родимое пятно. И, хотя Саша смотрел на него вверх ногами, цифру 7 он различил сразу.

– Ты чё? – недоумённо спросил мальчик.

– Если бы ты знал, – Саша едва перевёл дух. – Если бы ты знал, как я за тебя испугался... Ну что, по пивку? После баньки-то – в самый раз?

– Давай, – охотно согласился Олег, хотя последняя фраза Саши получилась явно неестественной.

Пока ещё не пришедший в себя Саша шлёпал тапочками по дороге к холодильнику за пивом, в его голове пронеслась мысль: “Вот тебе и иголка в стоге сена... Даже без магнита...”

ГЛАВА II

МАЛЕНЬКИЙ КЛЮЧИК ОТ БОЛЬШОГО СЕЙФА

– Это же как иголка в стоге сена! – полковник Ковалёв, несмотря на увешанную орденами грудь и пепельную седину, был вынужден стоять на ковре у шефа, как провинившийся мальчишка перед директором школы. – Это же невозможно в принципе!

– Ты мне, Николай, не плачься, как красна девица. С твоим-то штатом – пацана сопливого не найти? Да мы не таких находили! Пойми, это единственный шанс! Единственный! Если эти бабки в страну не вернутся – вот он же нам головы и снимет. И твою, и мою, и... Многим ещё.

Генерал мрачно покосился на портрет, висевший прямо над его креслом. Глаза на картине были совсем не такими, как на предвыборных плакатах, которыми были в то время увешаны улицы городов и деревень. Они были строгими, сверлящими, достающими до самого нутра... Уже одного этого написанного маслом на холсте взгляда было достаточно, чтобы по жирной и вспотевшей от волнения спине полковника побежали мурашки.

– Так что же делать?

Полковник Ковалев был красным, как вынутый из кипятка рак – именно такая ассоциация возникла у генерала, когда он посмотрел в лицо подчинённого. Да, вот именно такого цвета становились раки, когда он в детстве, мальчишкой ещё, ловил их на речке, а потом вместе с друзьями – такой же деревенской ребятнёй – они варили их в котелке на костре. Мальчишкой... Примерно таким же – лет тринадцати, как и тот, кого им требовалось отыскать – этот маленький ключик от большого сейфа. С еще более огромными деньгами... А они сейчас так нужны ему – человеку на портрете! Ведь скоро выборы... И не выдай вовремя зарплату неопохмелённому “электорату” – результат их будет совсем не таким, как хотелось бы.

“Да, мальчишка, – думал генерал. – Я в этом возрасте совсем, пожалуй, непредсказуемым был. Вот – сел в товарняк, и из родной деревни в Крым подался... А там – чердаки, вокзалы да базары... Хрен бы меня тогда весь НКВД вместе взятый нашёл бы, таких беспризорников после войны миллионы были... Как и теперь – который из них он? Тем более, примет-то почти никаких. Так, запись в журнале – и всё. Но есть такое слово – “надо”. И никуда здесь не денешься.”

– Так, что у нас по усыновителям? – спросил генерал у грустного полковника.

– С места докладывают, что вечером накануне приезда нашей опергруппы мать была убита тремя выстрелами, контрольный в голову. В квартире совершён поджог, однако вовремя потушили. По данным экспертизы, перед смертью пытали...

– Идиоты!!! – генерал ударил кулаком по столу. – Нельзя было раньше приехать?!

– Не успели, товарищ генерал-лейтенант. Другой город...

– Другой город, мать вашу... Местным нельзя было поручить?!

– Вы же сами приказали, товарищ генерал-лейтенант – только из центра.

– Ладно... Что с отчимом?..

– Местонахождение неизвестно. По месту жительства выставлено круглосуточное наружное наблюдение. Со слов соседей, имел привычку подолгу не появляться дома, злоупотреблял спиртным. Несовершеннолетний, как я уже докладывал, сбежал из дома примерно за три недели до убийства усыновительницы...

– Да я знаю! Что по этому пацану есть? Друзья, девчонки, мальчишки, мать их так?!..

– Согласно опросу учителей, кроме литературы, ни по одному предмету не успевал, в классе авторитетом не пользовался. Ни с кем не дружил, в гости ни к кому не ходил. Неразговорчивый, малообщительный.

– Ну, короче, дело – хуже некуда. Ладно Ковалев, действуй. И действуй быстро, твою мать! Если не хочешь в тайге до пенсии зеков на лесоповале охранять или... Ну, ты сам знаешь что.

– Разрешите выполнять, товарищ генерал-лейтенант?

– Выполняй. И чтобы лично, ежедневно... Два раза в день! До-кла-ды-вал! Ты понял?!

– Так точно. Разрешите идти?

– Ступай с Богом...

Когда двойная (уж так было принято в этой организации) дверь за Ковалёвым закрылась, генерал достал из полированного шкафчика красного дерева бутылку “Арарата”, плеснул граммов сто в хрустальный фужер, отломил кусочек шоколадной плитки и призадумался... Что же делать? Крупный нефтяной олигарх Никифоров преспокойно отсиживался за бугром, в Париже. А в одном из банков заснеженной Швейцарии лежали деньги, которые он ловко “увёл” из экономики страны – практически половина государственного бюджета на текущий год. Пока правительству путем невероятных ухищрений удавалось держать это в тайне, внешне в стране всё было относительно спокойно. Но не дай Бог пронюхают вездесущие репортёры – будут паника и крах, по сравнению с которыми все предыдущие кризисы покажутся детской шалостью. Народ, оставшись без денег и еды, просто выйдет на улицу и сметет всё, буквально всё... А тут ещё и выборы на носу...

После исчезновения олигарха его приближенных по очереди расспрашивали в душной камере обо всех, даже мельчайших подробностях жизни босса. Один из них, начальник службы безопасности компании, признался, что месяца за два до бегства в Европу, Никифоров дал своим людям особенное поручение: найти его внебрачного сына. Грех 13-летней давности... Как удалось узнать, сын был единственным, кто для нефтяного магната дороже всех денег на свете. Во всяком случае, вознаграждение нашедшему причиталось просто сказочное.

Однако, когда свои люди в правительстве шепнули олигарху, что спецслужбы уже вплотную подобрались к разгадке главной финансовой аферы столетия, тот “сделал ноги” за рубеж. Без сына, в существовании которого он сначала и сам далеко не был уверен. Но теперь уже было ясно, что мальчик на самом деле был: люди из службы безопасности Никифорова нашли, наконец, его настоящую мать, с которой у олигарха (он в то время был всего лишь торговцем подержанными автомобилями, да, к тому же, женатым) приключился 13 лет назад короткий, но бурный любовный роман. Она и подтвердила: родился мальчик, от которого она, бедная иногородняя студентка, вынуждена была избавиться, оставив прямо в роддоме. От неё же стала известна и особая примета младенца: родимое пятно на спине в виде “семерки”. Но больше – ничего. В том числе и то, кто усыновил парня.

Это органы выясняли уже самостоятельно. И, конечно же, выяснили. Но именно накануне их встречи с мачехой её и убили, причём довольно загадочным образом. А сам мальчик, как выяснилось, давно был в бегах.

Правда, олигарх Никифоров об этом ничего знать не мог: ему было известно только то, что его сын жив. И ещё – о родинке на спине.

Как справедливо рассуждал генерал, только в обмен на Олега можно было бы заставить миллионера, к тому же метившего на пост президента страны, вернуть украденное. Только так...

“Маленький ключик от большого сейфа Родины”, – думал генерал. – “Ради этого даже не грех оторвать от спины пацана кусок кожи с этой самой “семеркой” и послать его отцу в Париж. Больно будет пацану.. Ох, больно, хоть ты его в пионеры-герои записывай... А мне, честно говоря, плевать. Меня волнует пенсия и дача. И всё... Я – заслужил... Устал я уже. А пацан – да хрен с ним. Бог простит... Вот, у меня внучка того же возраста – ей что, жить не надо? Бог простит, он, говорят, добрый. Боженька... Вот только поймать бы его, этого пацана-пострела... Ладно , поймаем. Мы обучены.”

Генерал глотнул армянского коньяку, призадумался ещё, казалось, на секунду, и успокоился. “Надо брать, – подумал он. – Любой ценой. Любой... Кому ж Ковалёв это дело поручил? А я и забыл спросить. Вообще-то есть у него там один сотрудничек, молодой, а такой прыткий... Наверное, ему.”

ГЛАВА III

“ЗОЛОТОЙ ТЫ МОЙ...”

– Олежек, слушай, будь другом – сбегай телевизор включи. Хоть новости посмотрим.

– Ладно.

– Только не спотыкайся больше, договорились? – Саша грустно улыбнулся.

Олег поставил банку с недопитым пивом на ковёр и, прямо как есть – в огромном, не по росту халате, – поплёлся в другой угол комнаты.

По “ящику” действительно шли новости. Уже в самом конце программы ведущая, сделав очень серьезное лицо, сказала: “Криминальная хроника. Загадочное убийство произошло сегодня утром на улице Первомайской: в своей квартире была застрелена 45-летняя женщина. По данным экспертизы, перед убийством она подвергалась жестоким пыткам. Преступники были профессионалами, о чём свидетельствует контрольный выстрел в голову. Это выглядит очень странно, поскольку жертва преступления ни коммерцией, ни политикой не занималась, её семья была малоимущей, оба супруга страдали алкоголизмом. После убийства, очевидно, чтобы замести следы, преступники подожгли квартиру, однако благодаря бдительности соседей пожар был потушен...”

На экране показались кадры обгоревшей прихожей, труп в чёрном пластиковом мешке...

– Саша! Это же моя квартира! – закричал Олег.

– Ни хрена себе...

Мальчик обнял нового друга за плечи и заревел. Саша, поглаживая его по спине, успокаивал как мог:

– Олежек, я всё понимаю. Только слезами тут ничего не изменишь. Ведь ты парень, а парни не плачут...

– А ты не бросишь меня теперь? Не бросишь?.. Ведь мне теперь – уже совсем некуда...

Мокрые глаза Олега смотрели так, словно он видел все потаённые закоулки Сашиной души. Ответить на этот вопрос ему было очень непросто – у самого ведь ни кола, ни двора... Но он ответил...

– Не брошу. Слово даю. Только твоя жизнь очень скоро может измениться, хотя ты сам об этом ещё ничего не знаешь. Уж скорее ты меня бросать будешь...

Олег перестал плакать и неожиданно отпрянул в сторону.

– Саш, как это – “измениться”? Ты что-то про меня знаешь? Что именно?

– Знаю, Олежек. Много чего знаю. Только рано ещё тебе об этом рассказывать. Всему своё время... И оно ещё не наступило. Ну что, давай снова по пиву, что ли?..

...По телевизору шёл какой-то старый, советский ещё фильм. Олег и Саша медленно потягивали пиво, сидя рядом на широком диване. В конце концов, мальчик уснул сидя, прямо с алюминиевой банкой в руке. Саша бережно разомкнул его пальцы, забрал банку и не поленился сам отнести её в холодильник.

“Золотой ты мой! – подумал при этом Саша. – Знал бы ты о себе всё то, что уже знаю о тебе я. А ведь скоро узнаю – ещё больше! Золотой... Пацан ценой в три миллиона баксов. Тьфу ты, “ценой” – пообщаешься с ними, начнёшь рассуждать как они. Да разве это чудо имеет цену? Пусть даже три “лимона”. Ох, если бы они у меня были – отдал бы, лишь бы он со мной остался. Этот его взгляд – тогда, на остановке, – за него уже можно отдать полжизни. И вдруг – заказ. Заказ – на тебя. А ты – предмет заказа... Ты ещё сам не знаешь об этом. Сделаю что просят – смогу легко и просто свалить из этой страны, нежится на лучших пляжах мира. Уж в Карибском море купаться, Средиземном или где ещё – сам решу. А ты – будешь в Париже с любящим папашей... Наверняка – в хороший колледж пристроит. А ведь могут и не заплатить, я их знаю. Или заплатить, а потом убрать, для них деньги – мусор, а человек, который слишком много знает, совершенно ни к чему. Впрочем, кто не рискует, тот и шампанского не пьёт.”

Саша вернулся в комнату и ещё раз посмотрел на спящего Олежку. Мальчик тихо сопел, полулёжа на диване. Осторожно, чтобы тот, не дай Бог не проснулся, парень погладил его по русым волосам. Олег продолжал сопеть. Тогда Саша бережно взял его на руки, уложил на диван, не забыв при этом заботливо укрыть шерстяным пледом, вооружился сигаретой, спичками и тихо, чтобы ни одна половица не скрипнула, отправился на кухню .

Выпустив дым в оконное стекло он задумался. Внизу дремал уставший за день город. Незнакомый город. Неродной. О, сколько их он уже проехал за свою жизнь! В каждом жили люди со своей суетой и своими характерами. Знакомых у Саши было много, но близко к своей душе он не подпускал никого. Этому научило его трудное детство, проведённое на чердаках и в подвалах, это был урок, куда более ценный тем те, что преподавали ему в школе, когда он туда ещё ходил: не доверять никому.

“А ведь со мной, – подумал Саша, – было так же. Почти так же. Мне 14 лет, два дня не жрал... Морозное утро, автобусная остановка, эти синие “Жигули” – как сейчас перед глазами... Пиво, видак с порнухой... А потом – эти руки. Две мерзкие, потные, волосатые лапы. Как он меня только не придушил тогда... А я – вырвался. И ногой по яйцам! Чтобы никогда, сука, никогда уже ничего не смог! А потом пустой бутылкой по куполу. А потом – ещё одной! Интересно, сдох он тогда или нет? Ну всё-таки?.. Эх, как же я бежал тогда вниз по лестнице...”

Саша открыл форточку, отчего на кухню сразу ворвался морозный ветер и влетели несколько снежинок, выбросил в неё окурок и вернулся в комнату. Олежка по-прежнему безмятежно спал. Как же захотелось его поцеловать в этот момент! “Стоп, – сказал себе парень. – Никогда. Иначе я уподоблюсь ему, этому жирному ублюдку из моего детства. Никогда! А все-таки, как же он, этот Олег, похож на Димку! Моего Димку... ”

В детстве у Саши был друг – они жили в одном подъезде. Дружили мальчишки ещё с самого детского сада – их родители работали на одном и том же страшно засекреченном заводе, производившем какую-то военную микроэлектронику. Так и росли – списывали друг у друга контрольные, дрались со сверстниками (один всегда заступался за другого), играли во дворе то в войнушку, то в футбол. А однажды, лет в 13, они открыли друг в друге то, что открывать им никак не полагалось. Как это называется, они тогда ещё не знали. Догадывались только, что это нужно хранить в тайне.

Но всё тайное, как известно, вечно таковым оставаться не может – у мальчика Саши была очень слишком любопытная и властная мать... Как это? Прямо под боком, на соседнем этаже существует целое независимое государство под названием Любовь? Да ещё вот такая, “неправильная”?! Срочно принять меры! Напасть, разрушить, уничтожить! Разлучить! Немедленно! После скандала с Димкиными родителями (о нём узнали и на работе, это дело даже на заводском парткоме “разбирали” – аморально, мол, товарищи, сына воспитываете), их семья переехала в другой город. А Саша, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка, ушёл из дома – Димку искать...

Ушёл навсегда.

Уже через много лет (чего только за эти годы не было!) он узнал, что его друг детства вскоре после переезда покончил с собой. Тогда уже взрослый, 20-летний парень полдня перечитывал черные строчки на белой бумаге, не верил им и ревел как ребёнок. Ещё месяц – по-чёрному пил. В конце концов, он пришёл к выводу, что жить всё-таки надо.

Вот только для кого? Этот вопрос терзал его долгие годы. Для себя – смысл? Быть как все? Нет уж, увольте... Скучно. Для кого же?

Только сегодня ответ на этот вопрос дала ему сама жизнь. “Просто встретились глазами через лобовое стекло, – подумал Саша. – А ведь и душами, кажется – тоже...”

Спать ему пришлось в кресле – тревожить Олежку совсем не хотелось. Это не страшно. Всё же лучше, чем подвалы – тогда, в детстве...

ГЛАВА IV

СВЕЖЕЕ МЯСО

– Что значит “сбежал пацан”?!! Я тебя зачем туда посылал? А ты с чем припёрся?

– Ну нету его, шеф. И отчима нету. Карга старая так и не раскололась, как мы её вежливо не расспрашивали. Потом уже невежливо... Пришлось мочить. Да она и вправду не знала, где он.

– В курсах я уже, что замочили... Телезвёзды хреновы... Значит так: эти бабки нам нужны. Не вытащим Рыжего из СИЗО – нам хана. А без пацана Никифор нам их не вернёт, просекаете?

Рыжий (“в миру” – Евгений Иванович Рыжов) был человеком известным, как любят неопределённо говорить журналисты, “в определённых кругах”. Под своим контролем он держал сразу несколько сфер бизнеса – этакий “владелец заводов, газет, пароходов”. Это легальная часть его “работы”. Была и нелегальная – наркотики. И ещё то, что в газетных объявлениях скромно именуется “супервидео”.

Вот оно-то, это самое видео, Рыжего и сгубило. Держал он одну скромную фирмочку, занимавшуюся съемкой и продажей супержёсткого, как это называлось, детского порно, причём строго определённой специфики – с одними мальчишками. Благо “свежего мяса”, как называли между собой пацанов эти “сами себе режиссёры” в очень замечательной и демократической, но совершенно нищей стране было с избытком – беспризорники. С избытком было и покупателей этой продукции, которых находили через Интернет. Поэтому бизнес, хоть и не был для Рыжова основным, приносил немалый доход, благо и управляющий смышлёный подвернулся – фотограф из одного провинциального городка. Всё бы шло своим чередом, да вот только одна из юных “звёзд экрана” ухитрилась сбежать прямо из-под носа бдительного “папочки”-фотографа, и не куда-нибудь, а прямиком в милицию. Другие пацаны боялись или стыдились, а этот оказался смелым. Фирму накрыли. Фотограф на первом же допросе сознался, кто был её настоящим хозяином и даже, испугавшись обещанной ему страстной ночи в одной камере с уголовниками, выложил неопровержимые доказательства. Такие, что ни бешеные деньги, ни клиенты в самой верхушке правительства (те сразу открестились), ни даже знаменитый адвокат Гарри Подвянский помочь Рыжему не смогли. То есть, они, конечно, могли бы, да вот беда – в отделении милиции, когда туда пришёл сбежавший от порнодельцов мальчишка, оказался журналист, приехавший писать рядовой репортаж “о суровых буднях людей в погонах”. Репортаж получился не рядовым... Скандал потряс всю страну, и чьё-либо участие в этом деле сразу бросало тень на “безупречных” в глазах электората людей.

Теперь выпустить Рыжего мог только один очень высокий чин в Генеральной прокуратуре – он всё равно через месяц собирался стать почётным пенсионером, и на скандал ему было плевать. Только вот пенсию страж законности потребовал уж больно солидную: никак не меньше 10 миллионов “зелёненьких”, иначе рисковать даже не брался. Взять их было негде: на время следствия все счета арестованы, а наличными столько не собрать, дела у фирмы шли неважно. Люди Рыжего получили от хозяина из СИЗО “маляву”, в которой тот требовал взыскать с олигарха Никифорова его старый должок, как раз на эту сумму – когда-то Рыжов вложил в его бизнес солидные деньги. Но Никифор (так его называли в этих кругах) то ли слишком погряз в собственных проблемах, то ли попросту пожадничал. От своих людей в окружении олигарха преданные вассалы Рыжова пронюхали и про мальчишку, внебрачного сына...

“Достать” Никифора каким-либо иным способом Рыжий со своими корешами уже не мог:

[Ярослав Никитин]

////ОКОНЧАНИЕ ПОВЕСТИ "СЫН ОЛИГАРХА"//////

- Ну, вроде всё взяли? Вроде да. Присядем, что ли, на дорожку?

– Ладно, давай посидим, – снова улыбнулся Олежка.

– Не посидим, а присядем! Накаркай ещё...

Олег и Саша молча присели на диван. Помолчали... Каждый из них думал о своём. Олег – о том, какое счастье, наверное, ждёт его с этим добрым и понимающим человеком. Саша – о том, как бы это самое счастье не отобрали у них другие люди – злые и подлые, на стороне которых деньги и власть. Наконец, они встали и направились к выходу. Оставив ключ соседке, Саша сказал, что уезжает в командировку на неделю и попросил её поливать цветы на подоконнике.

Несмотря на мороз, машина завелась сразу. Саша выехал со двора и в последний раз оглянулся на приютивший его дом. Сколько их было уже, этих временных пристанищ! К каждому из них парень почему-то привязывался так, что уезжать потом совсем не хотелось. Но это было нужно делать, иначе его наверняка уже не было бы в живых.

– А куда мы едем? – спросил удивительно весёлый для такого поганого дня Олежек.

– Сначала к какому-нибудь банкомату – я денег с карточки сниму. Потом – по магазинам, одежду тебе купим приличную. После этого – не знаю, решим по ходу. Но в этом городе нельзя оставаться ни мне, ни тебе.

Они долго петляли по узким центральным улочкам, выискивая работающий банкомат. Как на грех, все они были закрыты. “Не к добру это всё”, – подумал Саша. В конце концов, он притормозил у офиса какого-то банка. Оставив Олега в машине, Саша вошёл внутрь. Точно – есть банкомат и даже работает. Вот удача...

Вставив в прорезь потертый “Еврокард” парень привычными движениями натренированных на клавиатуре пальцев набрал пин-код. “Ох, как хорошо, – подумал он, глядя на экран, – вот и вчерашние на счёт пришли. Подарочек от американских идиотов. Сниму-ка я, пожалуй, всё, что можно, да забуду про этот счёт, а карточку выброшу. Заведу новую.”

Заурчав сытым, довольным котом, банкомат выдал две с половиной тысячи долларов. Положив деньги в карман, Саша воровато оглянулся – никто не видит. Не спеша, чтобы не вызвать подозрений банковских служащих, он начал осматривать висевшие на стенах разноцветные рекламные стенды. А затем потихоньку направился к выходу.

...Их было двое – один слева, другой справа. Оба в штатском. Опрокинув Сашу на гранитные ступеньки банка, они заломили ему руки за спину. Было отчётливо слышно, как лязгнул металл – наручники... Затем грубо подняли и повели к стоявшим неподалёку и ничем вроде бы не приметным серым “Жигулям”-девятке. Номера на них были московскими.

Олег, который видел всю эту сцену через тонированное (потому-то его никто и не заметил) окно машины, онемел... Но тут же пришёл в себя и сообразил, что нужно уносить ноги, пока о нём не вспомнили. Он открыл дверцу с левой стороны, и, пригнувшись, чтобы его не было видно со стороны тротуара, бросился наутёк через улицу. С собой он взять ничего не успел.

Куда теперь? Куда?.. Казалось, счастье было совсем близко... А что теперь? Снова с головой в агрессивную среду этого когда-то родного, но уже чужого города? Нет, его друг незадолго до своего ареста сказал, что здесь оставаться ни в коем случае нельзя. А он отличный мужик, хороший, добрый, плохого советовать не будет. Значит, надо ехать... Но куда? Олег судорожно соображал. Да! В Москву! Конечно же, в Москву. Пацаны-одноклассники рассказывали, что там жить очень хорошо, просто и весело.

Олег присел на скамейку в скверике, чтобы подумать, как лучше осуществить свой план. Порывшись в карманах грязной курточки курточки, Олег обнаружил в одном из них шелестящую бумажку и вытащил её на свет.

– Ни фига ж себе! Сто баксов! Откуда?!! Наверное, Сашка положил, пока я спал... Неужели он чувствовал, что так получится? Эх, Сашка, друг, плохо тебе сейчас... Бьют, наверное, менты... Или это не менты – формы-то на них не было. Может бандюки какие? Да не похожи вроде, больно лица умные. Если бы я только мог ему помочь – всё бы сделал. Но что я могу?

Олежек разревелся так, что владельцы собак, выводившие их в этот сквер гадить на и без того грязный снег, начали оборачиваться... В конце концов, мальчик успокоился. “Надо быть мужиком, – подумал он, вытерев из-под носа предательски зелёные сопли. – Таким, как мой Саша. Он бы не растерялся, придумал бы что-нибудь. Всё. Решено. На вокзал – осторожно, незаметно. И первым же поездом – в Москву. Хотя нет – на вокзал нельзя, там меня могут поджидать те гады, что мамку убили. А вот на трассу – это можно. Попутку поймаю, всего и делов-то. А там город большой, ох большой... Хрена с два меня там кто-то сыщет”.

Пешком, проходными дворами, стараясь не выходить на большие улицы без крайней необходимости, Олежка пробрался к выезду из города, миновал пост ГАИ, справедливо полагая, что в зоне его видимости ни один водитель не рискнёт брать “левака”, и остановился на обочине. Начал голосовать, но все машины пролетали мимо. Наконец, ему улыбнулась удача – водитель грузового “Вольво” с огромным прицепом, затормозил рядом с уже порядком замёрзшим мальчиком...

В столице, в микрорайоне Митино, Олег оказался уже вечером. Долго искал тёплый подъезд, в котором можно было бы переночевать, а заодно и обдумать план дальнейших действий, однако все двери оказались с кодовыми замками. Наконец обнаружил, что в одном из подъездов замок испорчен. Оглянувшись по сторонам, вошёл внутрь.

Бдительной старухи, которая (а чем ещё заниматься на пенсии!) сидела на кухне первого этажа и смотрела в окно, Олежек не заметил. Как не учёл он и того, что жители московских многоэтажек после недавних террористических актов стали очень подозрительно относится к любому входящему в дом незнакомцу...

В результате уже через два часа он сидел с подбитым глазом на жесткой зелёной скамейке в приёмнике-распределителе для несовершеннолетних правонарушителей и отвечал на вопросы толстого и нагловатого старшего лейтенанта в очках. Сто долларов, оставленные Сашей, у него отобрали ещё при задержании. Жутко болели почки – московские менты с беспризорниками особенно не церемонились, хотя следов на теле старались не оставлять. Заполнив все бумаги, мент повёл Олежку в душевую – мыться и проводить санобработку от вшей. Там сидела какая-то пожилая тётка в белом халате, при виде которой Олег категорически заявил, что в её присутствии раздеваться не будет.

– Хорошо, – сказал старлей. – Анна Ильинична в коридор выйдет, раз ты такой аристократ. А за тобой я сам присмотрю. Лично.

Почему-то последние слова старший лейтенант произнёс как-то подозрительно слащаво...

Увидев на спине Олега родимое пятно в виде цифры 7, мент удивился, но вида не подал. Уже потом, когда страж порядка отвёл вымытого хозяйственным (другого здесь просто не было) мылом и остриженного наголо мальчика в спальню, где заворочались на железных кроватях от неожиданного света ещё шестеро таких же беспризорников, спустился по лестнице на свой этаж, сел за стол, который был весь в круглых пятнах от горячих стаканов с чаем – верных напарников по ночным дежурствам, придвинул к себе телефон и открыл записную книжку.

– Алло, Винт, это ты? Андрей беспокоит. Андрей – который старлей (мент впервые за весь вечер улыбнулся). Помнишь, ты говорил про пацана, которого Филимон разыскивает? Так вот попалась птичка – у нас он. Всё быть может, всё – я сам родинку его видел, та самая. Так когда вас ждать? Нет, прямо сейчас нельзя, надо ж бумаги на него оформить. Ну хорошо. За такие бабки могу и завтра. Ладно. Договорились, пятьсот баксов, по рукам. Жду. Через полчаса даже? Ну вы даёте... Тогда до встречи.

ГЛАВА VIII

“ДАВАЙ ДРУЖИТЬ!”

...Синий “Форд-транзит” с белой крышей не спеша въехал во двор особняка. “Пацана спрятать лучше всего именно здесь, – решил Филимон, – а Эйзенштейн за ним приглядит. Да и сбежать отсюда Олег не сможет, а то он у нас, знаю, любитель попутешествовать.”

Когда угрюмый, молчаливый водитель открыл дверь микроавтобуса снаружи (изнутри замок был предусмотрительно заблокирован), и мальчик вышел во двор, то от незнакомого четырёхэтажного особняка на него сразу повеяло чем-то страшным, зловещим. “Как тюрьма прямо, – подумал он, – только с евроремонтом”. Незадолго до этого, когда незнакомый и жутко мрачный человек забирал Олежку из спецприёмника, то просто сухо сказал: “Поедешь со мной”. Куда, зачем, почему – не уточнял... Однако возразить мальчик не посмел, побоялся – старлей с похотливыми глазами всё это время стоял рядом и гадливо ухмылялся. На поясе у него висела чёрная резиновая дубинка – с такой же штукой мальчик уже успел познакомиться когда его задерживали в подъезде. Пришлось подчиниться судьбе – выбора-то всё равно не было...

– Иди в дом, – сказал новый Олежкин знакомый. – Там тебя ждут.

Действительно, дверь в особняке чуть приоткрылась, но не настолько, чтобы мальчик мог разглядеть, что за ней скрывается. Краем глаза Олег успел только заметить зелёную будку охраны у ворот. Что ж, в дом – так в дом, будь что будет...

– Добро пожаловать, молодой человек!

– Здрасте, – чуть слышно пролепетал Олежек, глядя в пол.

– Значит так. Меня будешь называть Аркадий Сергеевич. Я здесь работаю. И один очень хороший человек попросил меня за тобой, малыш, приглядывать. Сразу предупреждаю: если попытаешься сбежать, тебе будет очень-очень плохо. Идём, покажу тебе твою комнату.

“Ага, сбежишь тут, – подумал мальчик, – вон забор какой огромный... И собака ещё, и охрана у ворот. Интересно, а есть-то хоть дадут?.. И что им вообще надо от меня?”

Гремя ключами Эйзенштейн открыл дверь в одну из комнат на втором этаже. Внутри оказались небольшая кровать, стол, стул и телевизор с видео. С десяток кассет на полке... На столе стояла стопка алюминиевых тарелок и такая же кружка.

– Ну что, ваше высочество, располагайтесь, – снова заулыбался Эйзенштейн. – Если будет что-нибудь нужно – покушать, например, или в туалет сходить – просто стучи в дверь. И посильнее. Подойдет Вася, наш охранник. Он немой – разговаривать не умеет. Но всё слышит и понимает. Вопросы есть?

– Ага – Олежек посмотрел режиссёру прямо в глаза... – Зачем меня сюда привезли и что вам от меня нужно?

– Много будешь знать – скоро состаришься. Узнаешь позднее. А пока вон кино смотри. Боевички есть, мультики – всё что душа пожелает. Могу – хи-хи-хи, – и кое-что покруче подсуетить, эксклюзивные, можно сказать, кадры... Всё, не скучай, меня работа ждёт... Есть тут одна мелкая проблема: кое-кто решил забастовку объявить. Сейчас буду эту проблему решать... И помни: будешь послушным и хорошим зайкой – всё у тебя будет в порядке. Пока.

Режиссер запер дверь на ключ снаружи. Замок щёлкнул, словно сказал одно единственное слово: “Всё!” “Неужели и вправду “всё”? – подумал мальчик. – Неужели меня отсюда не выпустят? Но кто они такие? Не менты, это точно... Наверное, мафия какая-то. Ну я и попал...”

Дверь с таким же щелчком открылась. На пороге показался гориллоподобный качок с автоматом Калашникова на шее. “Вася”, – догадался Олег. В руках он держал коричневый пластиковый поднос, на котором дымились несколько тарелок с едой. “А пахнет вкусно, – заметил мальчик. – Надо поесть, глупо отказываться”...

В одной тарелке оказался куриный суп. В другой – две котлеты с картофельным пюре. В третьей – аккуратно нарезанные маринованные огурцы. А в алюминиевой кружке плескался горячий сладкий чай. “Фу, черт, – подумал Олег, – в глотку ничего не лезет. А есть надо, иначе коньки откину через пару дней. Эх, как же там Сашка?..”

Заставляя себя есть, мальчик минут за 15 управился с немудрёным ужином. Чего только не произошло с ним за этот длинный и сумасшедший день, который, казалось, так хорошо начинался! Отъезд из Сашиного дома, арест друга, путешествие в Москву на грузовике, подъезд, менты, спецприёмник... Теперь – какая-то странная загородная тюрьма. “Устал я, – подумал Олежек. – Надо поспать, набраться сил – это сейчас главное. Мама как-то говорила – утро вечера мудренее”.

Как был, не раздеваясь он прилёг на кровать. Сон к нему приходить упорно не хотел, хотя в комнате стояла звенящая тишина.

Но что это? Кажется, кто-то кричит? Олег прислушался... “Точно, – понял он. –Ужас-то какой! Голос ведь совсем ещё детский, будто пацан моего возраста! Как будто его мучают, страшно мучают...” Мальчик встал и, пересиливая страх, приложил ухо к двери...

...Дядя Петя был законченным садистом. Если бы Эйзенштен не платил ему за съёмки в порно, то он бы, пожалуй, с удовольствием делал бы это и за так. Однако деньги дядя Петя тоже любил. Работал он в московском гастрономе грузчиком, и, не будучи обременённым излишком интеллекта, всегда нуждался в дополнительных денежных знаках. Кроме того, у дяди Пети было ещё одно дорогостоящее “хобби” – героин, одурманенный которым он и выдумывал свои самые извращенные фантазии. “Я тебя, пожалуй, в соавторы возьму”, – сказал как-то ему режиссёр.

Накануне разлюбезный Аркадий Сергеевич позвонил дяде Пете и сообщил, что “на фирму привезли партию свежего мяса”. Это было условной фразой. На следующий день грузчик, предвкушая двойное удовольствие, уже ждал в положенном месте давно знакомый ему синий “Форд”.

– Что ж, Русланчик, не хочешь по-хорошему – будешь работать по плохому.

Это Эйзенштейн сказал, стоя в дверях маленькой клетушки, куда швырнули вчера потерявшего сознание Руслика. Ударить его он Васе так и не позволил, сказав свою любимую фразу: “Не порть до поры товарный вид, пригодится он нам ещё”. Руслан посмотрел на своего мучителя обречённо и безразлично. Ничего не сказал... А про себя подумал: “Эх, вот бы этому гаду глотку перегрызть...”

Довольный Вася схватил мальчика за руки (они были скованы наручниками за спиной) и потащил в павильон. Руслан не кричал и не плакал. Он решил для себя : “Что бы не случилось, я должен выдержать всё. И спасти Ваньку. Я не могу плакать, не имею права. Не должен я этим уродам такое удовольствие доставлять”.

Не получилось у него не кричать...

В павильоне всё было уже не так как вчера: лесная поляна исчезла. В место неё у стены стоял деревянный стол, к которому были прикреплены какие-то цепи с железными кольцами на концах. Еще одна цепь с огромным стальным крюком спускалась с потолка. На столе лежали какие-то предметы, о назначении которых мальчик мог только догадываться, и от этих догадок стало страшно. Блестел белый металл... У стола стоял довольно улыбающийся дядя Петя, поигрывая кожаной плетью...

– Вот, Русланчик, познакомься, – сказал режиссёр. – Теперь это твой коллега. Напарник по съёмочной площадке. Теперь вы будете работать вместе... Его дядя Петя зовут.

Сам грузчик-порнозвезда уже натягивал на физиономию чёрную кожаную маску. Он всегда в ней “работал” – светиться перед широкими массами зрителей ему было совершенно ни к чему.

– Что ты с Ванькой сделал, гад? – выдавил из себя Руслик. – Что, скотина?!! – закричал он что уже было сил.

– Это ты сам виноват. Лучше тебе этого не знать. Ну что, приступим...

...Когда окровавленного Руслана (он был уже без сознания) Вася на пару с Эйзенштейном отнесли обратно в тесную комнатушку, где его положили прямо на грязный пол, а безразличный, словно с каменным лицом, оператор Егор уединился в своей студии, где занялся монтажом уже не первой в его жизни только что отснятой кошмарной сцены, режиссёр предложил дяде Пете отметить удачный съемочный день. Благо и коньяк оказался под рукой.

С каждой выпитой стопкой глаза режиссёра становились ещё более маслянистыми и противными.

– Петя, представляешь, сегодня такого пацана привези – экземплярчик просто супер. Шеф сказал его хорошо кормить, присматривать. В кино ни в коем случае не снимать. Зачем ему это – не знаю. А я бы снял... Ох как снял бы... Тебе бы тоже понравился.

– А покажи!!! – пьяные, почти бесцветно серые глаза дяди Пети загорелись хищным блеском.

– Всё-то тебе покажи... Ладно пошли. Заслужил сегодня.

...Услышав шаги в коридоре перепуганный Олежка мигом отбежал от двери и улёгся на кровать, делая вид, что спит. “Ну всё, хана, – подумал он. – Вот и за мной пришли...” Дверной замок щёлкнул. На пороге появилось двое мужиков, один из них – режиссёр. В комнате запахло потом, перегаром и ещё чем-то знакомым и противным.

– Ну, Петя, гляди... – режиссёр включил в комнате свет. Олег резким движением сел на кровати и посмотрел на нежданных гостей.

– Ух ты, класс какой...

Мальчик смотрел на двух пьяных выродков круглыми от испуга глазами. Дядя Петя изучал его долго и пристально, от чего было ещё страшнее. Наконец, Олежек не вытерпел и спросил:

– Аркадий Сергеевич, а кто это там кричал в доме?..

– Да так, щенок один вокзальный. И тебя то же самое ждёт, если не будешь меня слушаться. Ну что, Петя, покажем ему, что бывает с непослушными мальчишками?..

– Ага, – пьяным голосом сказал дядя Петя. Покажем...

– Вася! – крикнул режиссер в дверной проём.

Вася явился.

– Притащи-ка этого щенка сюда. Путь с Олежкой впечатлениями поделится, чтобы у него случайно приступы непослушания не начались. Профилактика прежде всего. Да им вдвоём и не так скучно будет...

Будь режиссёр трезвым – вряд ли, конечно, он позволил бы мальчишкам встретиться. Но уж больно велико было желание надавить на Олега психологически, убить в зародыше малейшую возможность неповиновения. Показать, кто здесь хозяин – показать на конкретном и жестоком примере... И это желание пересилило разум.

Выключив свет, Эйзенштейн и дядя Петя удалились допивать коньяк. Руслик лежал на полу в Олеговой комнатке и, казалось, не дышал. Снова включив свет, Олег заметил, что вся рубашка на спине нового знакомца была сплошным кровавым пятном.

– Вот гады, – прошептал Олег. – Что ж они с человеком-то сделали...

Мальчик тихо застонал... “Так, – решил Олежка, – ему попить надо. Кажется, на столе остался чай...”

Он приподнял голову мальчика одной рукой, а другой поднес к его губам (только сейчас увидев, что края рта словно разорваны) алюминиевую кружку. Тот сделал несколько глотков, после чего его голова безвольно упала на пол. Послышался тихий стук и короткий стон.

– Спасибо, – прошептал избитый мальчишка.

– Да не за что... Слушай, а куда мы с тобой попали?..

– Ты ещё сам не понял? – Руслик понемногу начал приходить в себя.

– Не понял... Но я очень боюсь... Очень...

– Это мафия, пацан. Ма-фи-я... Они мучают таких, как мы с тобой, и всё это на камеру снимают. Мучают и... И трахают. Не хотел тебе это говорить... Я не знаю зачем они это делают. Удовольствие получают, наверное...С-с-суки... Ой!

Руслан попытался сесть, но это у него не получилось. Болело всё...

– А что именно они с тобой делали? – Олег смотрел на нового знакомого очень тёплыми и участливыми глазами.

– Парень, тебе спокойнее будет не знать... Лучше бы убили сразу. Как Ваньку, друга моего... Он же малой совсем! Хотя – может и не убили ещё. Не знаю... Этот урод плешивый ничего не говорит... Ну, а ты как сюда попал? Тоже с вокзала? И вообще, как тебя звать-то? Меня – Руслан.

– Не-а... Не с вокзала. А звать меня Олег.

Олежка путано и сбивчиво, но, в общем, довольно точно, в подробностях рассказал Руслику свою историю. Когда речь зашла о Саше, Руслан только сочувственно покачал головой – говорить он мог ещё с трудом, очень болели раны.

В конце концов, Руслан сказал:

– Слушай, а давай дружить! Даже если ни ты, ни я не выживем... Вместе будет легче. Просто знай, что если тебе будет плохо, я буду думать про тебя. А ты – про меня. От этого правда легче, я знаю...

– Хорошо, Руслик. Держи пять...

– Ой, тихо, сильно не жми – меня ж этот козёл за руки на цепи подвешивал, больно... Вот и порешили. Ты спи – я всё равно не смогу...

– Тогда и я не буду. Уснёшь тут...

– Мне так легче – если кто-то со мной разговаривает. Ты только не молчи, Олег, не молчи... Не молчи, дружбан... Ох, как жить не хочу после этого! А тут и повеситься-то не на чем...

ГЛАВА IX

ВЫБОР

“И повеситься не на чем, – подумал Саша, уже в который раз обведя взглядом камеру-одиночку. – А ведь когда-то я давал себе зарок: лучше смерть, чем несвобода... И как там Олег, интересно? Странно, и знакомы-то около суток, а он уже стал мне родным. Олежка... Сынок... Улыбчивый и такой доверчивый – пропадёшь ведь один. Как же ты там? Ну ладно уже, гады, когда ж допрашивать-то начнёте? Нет ничего хуже, чем ждать...”

Наконец с грубым лязгом дверь камеры распахнулась. На пороге стояли двое в камуфляже.

– На выход. Без вещей (“странно – у меня ж и нет никаких вещей – даже шнурки из ботинок отобрали зачем-то” – подумал Саша). Лицом к стене. Руки за спину. За мной. Вперёд. Лицом к двери...

Одна решётчатая дверь, за ней другая... Коридор, выкрашенный в мерзкий оливковый цвет. Один конвоир впереди, другой – за спиной. Заученные за долгие годы одинаковые команды. Голоса – удивительно спокойные. “Словно роботы какие-то, – думал Саша. – Запрограммированные. На определённый алгоритм действий... Да, с такими не поговоришь...”

Наконец пришли. Комната без окон. Стол, два стула – вот и вся обстановка. “Присаживайтесь,” – сказал конвоир. Саша не знал ещё, что в подобных учреждениях не принято говорить слово ”садитесь” – здесь это своего рода моветон – только “присаживайтесь”.

Попытался придвинуть стул поближе к столу, чтобы расположиться удобнее. Не получилось. “Привинчен к полу,” – догадался Саша. На столе – стопка линованной бумаги и шариковая ручка. Стандартный бланк, вверху которого напечатаны два безжалостных слова – “Чистосердечное признание”. “Не дождётесь,” – решил Саша. Сел на привинченный стул и тупо уставился на потрескавшуюся масляную краску стены. Решил ждать и сам не заметил, как уснул – сказалась усталость этого страшного, сумасшедшего дня.

Проснулся он от чьей-то руки на своём плече. Рука была деликатной, но настойчивой.

– С добрым утром, господин хакер Алекс! Будем знакомиться, только на сей раз не под ником, а по паспорту... Эх, давно мы вас ищем давно... Глупо, надо сказать, вы прокололись – такая простенькая шутка с отключенными банкоматами, а? Метод исключения в школе не проходили? Или торопились очень? Для профессионала вашего уровня это странно. Более чем.

Подняв глаза, Саша увидел парня – примерно своего возраста, лет 25. В строгом сером костюме и аккуратном галстуке. Короткая – по уставу, – стрижка. В руке незнакомец держал кожаную папку. Глаза у вошедшего были в тон костюма – серыми. Почему-то Саше очень захотелось полностью довериться – в них было что-то очень строгое и доброе одновременно. “Странно, – подумал арестант, – я этих людей себе почему-то совершенно иначе представлял. А у этого лицо уж очень умное. Ну что ж, вот и встретились – сколько верёвочке не виться... Признаваться? Ха, доказательств-то у них – никаких. Если они нашли в машине комп, а они наверняка его нашли – я все следы удалил, не маленький. Значит, будут “колоть”. Ох будут... Читал я про их методы, читал... А может – обойдётся? Вроде нормальный мужик, понимающий...”

Незнакомец присел за стол напротив.

– Вот так-то, дорогой Александр. У одного из нас большие неприятности. Смею заверить, не у меня. Надеюсь, вы понимаете, что ваша дальнейшая судьба зависит от вашего желания сотрудничать?

– Что вы хотите предложить? – Саша с надеждой посмотрел на незнакомца.

– Мы давно следим за вами. В нашей стране к вам претензий нет. Но ни международных конвенций, ни договоров в рамках Интерпола никто не отменял. Мы вправе судить вас здесь, вправе – выдать в Германию или США. Там к вам накопилось много вопросов. Очень много... Кстати, перевести 10 тысяч евро со счёта франкфуртской фирмы в детский дом – это с вашей стороны было очень благородно, но, увы, уголовно наказуемо по их законам. Видите – и об этом мы знаем...

– То есть, вы знаете всё?

– Почти всё. Кроме вашего настоящего имени. Да и вычислить вас в реале было довольно нелегко, пришлось немало поработать. Кстати, если бы вы не оказались у нас, скорее всего, вас уже не было бы в живых. Вы в курсе, что вас заказали?

– В курсе.

– Интересно, откуда?

– Догадался. Никифоров?

– Ну вот, разговор уже начинает получаться, – улыбнулся незнакомец. Улыбка у него оказалась широкой и доброй. “Как у Юрия Гагарина на портретах,” – подумал Саша.

– Ну раз начинает, будем продолжать, – грустно сказал Саша, в глазах которого тем не менее появилась надежда.

– Вот и ладно. Меня можете звать Денис. Просто Денис – до отчества мне, думаю, ещё рановато, тем более, что мы с вами ровесники. Знать мою должность и звание вам совершенно ни к чему. Как вы понимаете, наше сотрудничество будет неофициальным.

– Вы считаете, оно будет? Сотрудничество?

– Во-первых, у вас нет иного выбора. При всём моём сочуствии, а вы, как человек, мне импонируете – поверьте, у меня было время приглядеться. Во-вторых, цели у нас в данной ситуации общие... Наконец, в третьих – вы ведь хотите найти Олега?

– Вы и про это знаете? – удивился Саша.

Денис молча и многозначительно кивнул головой. Саша задумался на несколько секунд и тихо сказал:

–Я понимаю: сеть, электронная почта... Но мои мысли, мои чувства, наконец – детские воспоминания, они для вас – что, тоже не секрет?

– Не секрет, Саша. Не секрет... И вообще – давай на “ты”?

– Давай.

Они – вот уж это было совсем неожиданно – пожали друг другу руки. Стопку листков, приготовленных для чистосердечного признания, Денис молча положил в папку, после чего сказал:

– Сегодня тебя отвезут на квартиру. Ничего не спрашивай. Там будет компьютер и выделенная линия, подключенная к нашему серверу. Работать теперь будешь на нас. Из квартиры не выходить, еду и всё необходимое тебе будет доставлять наш человек. Если операция пройдёт удачно, я смогу говорить с руководством о более свободном режиме для тебя. Пока ты должен заслужить наше доверие. Я пока не могу рассказать тебе всё, но эта операция важна, очень важна. Не буду говорить тебе высоких слов, но на карту поставлено очень многое. Связь со мной будешь держать только по электронной почте, адрес я тебе сообщу завтра. Пока отдыхай, Саш. У тебя трудный день был, я знаю...

– В чём будет заключаться моя работа?

– Для начала немного покопаешься в сервере корпорации Никифорова. Остальное будет зависеть от того, что ты там найдёшь.

– Но там, наверное, защита будь здоров – при таких-то бабках...

– Ты справишься. Ты лучший, я знаю. Кроме того, тебе под нашей защитой совершенно нечего опасаться. А уж познакомимся мы завтра. Вообще, знаешь ли, Саш, мне не так уж и важно знать твою настоящую фамилию. Важны твои мозги... Бумаги мы с тобой тоже завтра подпишем – сам понимаешь, формальность. Жди в гости к вечеру. За дверью – мой человек, он проводит тебя до машины и отвезёт по нужному адресу. С ним не откровенничай – у нас такие правила.

– Я согласен. До завтра?

– Пока. И ничего не бойся...

ГЛАВА X

ЖЕРТВА

– Добрый день, Григорий Николаевич.

– Здравствуйте, Игорь Дмитриевич. Есть новости?

– Есть, и они неутешительны, к сожалению. Мальчик обнаружился в Москве – это просто роковая случайность, но он попал именно к людям Рыжова. Мы получили от них информацию. Предлагают выкуп. 10 миллионов долларов, ссылаясь на то, что это, якобы, ваш старый долг.

“Вот и всплыло, – подумал Никифоров. – Почему-то именно сейчас... Ай, что говорить – дерьмо всегда невовремя всплывает”.

– Это не деньги, – сказал он. – Но и принцип в данном случае важен. Я не могу идти на поводу – олигарх на секунду призадумался, подбирая слова, – на поводу у какой-то базарной шпаны. Но вы, профессионал, – Никифоров возмутился, – вы как допустили?!!

– Простите, Григорий Николаевич, но беспризорников сейчас в той стране – миллионы. А штат нашего агентства не бесконечен. Почему-то получилось, что группировка Рыжего нашла Олега раньше чем мы. Сейчас мы выясняем, почему так произошло, и, поверьте, виновные будут наказаны. Но сейчас главное – принять решение по вопросу выкупа. И это можете сделать только вы.

– А каковы гарантии? Гарантии того, что взяв деньги, этот помощник Рыжего.... Как его там... Ах да – Филимон... В общем, что он не кинет?

– Простите, что?..

– Не обманет? Ведь им будет намного спокойнее, получив деньги, просто избавиться от мальчика, как нежелательного свидетеля.

Олигарх прекрасно знал, что именно так им и будет спокойнее – сколько раз он сам поступал так же... Вот только грязной работы Никифоров боялся, всегда поручал её другим и платил не жалея.

– Гарантий, и вы сами это понимаете, никаких. Скажу больше – шанс успеха, если вы внесёте выкуп – мизерный. В любом случае, вы – отец, вам и принимать решение. Мои люди готовы оказать помощь, выступив в роли посредников.

– А что с этим, как его там... Хакером вашим? Убрали? Хоть с этим справились?

– В условленное время он на встречу не пришёл. Там дежурят наши люди. Будьте покойны – придёт. Идти ему больше некуда. Но нас, как вы понимаете, заботит не это. Скорее, нас заботит ваша репутация. Как вы понимаете, скандал вокруг истории с сыном будет финалом вашей политической карьеры. Словом, я вам здесь, к огромного сожалению, не советчик. Будет лучше, если вы поразмыслите об этом на досуге сами.

– Прощайте, Игорь Дмитриевич. Я действительно должен подумать...

Никифоров остался один. Снова, по давней уже привычке посмотрел в окно на панораму Парижа.

“Твою мать, а кто сказал, что это всё так плохо, – осенило олигарха. – Это же такой отличный пиар!!! 10 миллионов – чёрт с ними, их не жаль было бы и отдать. Но это такой шанс! Принести в жертву собственного сына, но не пойти у мафии на поводу! Не зря же я создавал себе имидж борца с коррупцией...

Так, – лихорадочно соображал олигарх. – У меня в России есть свой телеканал и несколько газет. Солью информацию им, интервью дам – вот сейчас прямо и позвоню, приглашу. Как в Евангелии прямо – “и принёс в жертву сына своего единородного...”, красивый же ход, чёрт побери! Хоть я и не Бог. А почему не Бог? Денег у меня побольше будет. А значит – и власти. Нужно её только заполучить... И вот тут этот мальчик, которого я даже ни разу не видел, мне поможет. Наследника и другого найти можно. Усыновлю, в конце концов... Вот такой я буду – положительный герой, беспощадный борец с мафией”.

Приняв такое решение, Никифоров сел просматривать электронную почту. Её накопилось достаточно много... В теме последнего письма значились только два слова – “ваш сын”. Олигарх смачно, совсем как в молодости на рынке, выругался и открыл послание (оно, судя по адресу, пришло с сервера бесплатного почтового портала). В нем за подписью какого-то Лёни было предложение, о котором он уже знал – вернуть долг. В письмо был вложен и файл в jpg-формате. “Фотография мальчика”, – догадался олигарх. Открыв её, увидел стоящего у какой-то стены голого по пояс симпатичного паренька лет 13. На лопатке действительно было родимое пятно в виде “семерки” – такое же, как и у него самого. Мальчик смотрел вполоборота, и взгляд его был каким-то уж очень испуганным, молящим о жалости. Олигарх не знал, что это именно немой бандит Вася снимал его на цифровую камеру по приказу Филимона, и что, когда его заставили раздеться перед камерой и позировать, душа Олежки ушла в пятки – он подумал, что с ним сейчас сделают то же, что и с Русликом...

“Обычный пацан, – подумал Никифоров. – Каких миллионы. И что мне, в принципе с того, что он мой сын! Сунул, вынул – вот и сын родился... Я его даже не видел вблизи ни разу. Другого найду. Сейчас главное – выборы”.

Он сделал пару движений мышкой компьютера и быстро написал ответ: “Никаких денег, никакого выкупа. Я, Григорий Никифоров, никогда не ходил на поводу у уголовников, и не собираюсь этого делать. Жизнь и безопасность мальчика будет целиком на вашей совести, а эту историю я завтра же предам гласности в СМИ”.

Правда, ещё открывая это письмо, олигарх не заметил одной мелочи – оно было помечено, как уже прочитанное...

ГЛАВА XI

ВЗЛОМЩИК

– Твою мать, – выругался Саша. – Копировать надо было, не открывая...

Он сделал ошибку и не мог простить себе этого. Оставалось надеяться, что Никифоров не слишком разбирается в сетевых тонкостях.

Вот уже третий день кряду, сидя один в пустой квартире, Саша занимался только слежкой за олигархом. Его переписку можно было читать как заправский детектив. А тут ещё и это письмо...

“Ответит или нет? – думал он. – И если ответит, то что именно ответит? Пойду-ка я перекурю пока”. Фотография удивления не вызвала – действительно Олег.

Олигарх ответил... Скачав и прочтя письмо из директории “Sent”, Саша смог злобно выговорить только одно слово:

– Ур-р-род...

Тут же начал “отстукивать месагу” Денису. Попросил срочно приехать. Через два часа они уже сидели на кухне квартиры, где жил Саша, и пили пиво, благо гость предусмотрительно прихватил его с собой.

– И что будем делать? Как я понимаю, этот папаша не горит желанием спасать Олежку, – грустно сказал Саша.

– Наша главная задача, – задумчиво промолвил Денис, – вернуть деньги в страну. И, по идее, если бы я тебя не понимал, то должен был бы поручить тебе во что бы то ни стало заниматься только Никифоровым. Это может быть что угодно – взлом, шантаж, любая провокация. Да банковский перевод, наконец: знаю, ты и это умеешь, только масштабы несопоставимы. Здесь – триллионы, понимаешь?!

– Да уж догадываюсь... Одним переводом столько не взять... Трудно. Хотя, чисто теоретически...

– Но я понимаю и твоё желание спасти Олега. Я всё понимаю, Саш. Только этот разговор должен остаться между нами – пойми, я очень здорово рискую.

– Не вопрос.

– Значит так. Я тебя оставляю здесь, а ты действуешь на своё собственное усмотрение. По своей совести. И – на свой риск. Хочешь – занимайся олигархом. Хочешь – Олегом. Если получится – и тем, и другим одновременно. Если получится... Здесь я тебе не советчик, извини. Но и не командир. Словом – действуй. Нужна будет помощь – пиши.

– Хорошо. Спасибо тебе, Дэн. Можно, кстати, тебя так называть?

– Да называй как хочешь... Хм, меня, кстати, в детстве так друзья звали. Ну, я пошёл. Ни пуха.

– К чёрту, старик... К чёрту. Пока!

Саша ещё раз внимательно изучил письмо загадочного Лёни Никифорову. IP-адрес был московским. “Что ж, посмотрим, где ты ещё засветился,” – подумал хакер, – и сопоставим”. Путём довольно сложных манипуляций он запустил специальную программу. Первые результаты появились уже через несколько минут: два почтовых сервера, где “Лёня” держал адреса. Дальше – больше. Доска объявлений, форум какого-то сайта... Загрузив его, Саша был неприятно удивлён. В сообщении под ником Leon значилось: “супергорячее эксклюзивное видео с о.ю. моделями. Дорого”. “Ну-ну, – подумал Саша. – Порнушники, значит. А что такое о.ю.?” Подумав несколько минут Саша догадался: “Очень юными”. И снова грязно выругался...

– Спасать Олежку надо, – сказал он потом. – И срочно спасать, срочно!

...Совсем как в старое доброе время пальцы лихорадочно забарабанили по клавишам. Взламывать сервер московского провайдера не понадобилось – все служебные пароли доступа ещё вчера переслал Денис. Которому уже совсем скоро было отправлено письмо следующего содержания (о необходимости конспирации Саша на время позабыл): “Дэн, это порностудия. В области, в лесу. Скорее всего, Олег там. Их надо брать. Срочно, пока он жив”. Далее следовал адрес...

Ответа он не ждал: они и так условились, что почту будут оба проверять так часто, как это возможно. Почему-то была абсолютная уверенность в том, что Дэн сделает всё, как надо.

Вдохновлённый успехом, Саша снова взялся за счета Никифорова. Удивительно, но с системами защиты нескольких западных банков он справился за несколько часов (часто ему даже для более простых операций требовались недели, но в этот раз словно крылья за плечами выросли – такое бывало очень редко). Подумав, он открыл счёт на своё имя и тут же перевёл туда последние 500 тысяч долларов Никифорова (“На новую жизнь хватит”, – решил он ). Подумал ещё. И... Перевёл обратно на парижский счёт олигарха некоторую сумму в евро.

Ровно 30.

– Интересно, поймёт ли? – многозначительно спросил он сам у себя при этом.

Бюджет страны пополнился на несколько триллионов долларов буквально за одну ночь. Деньги лежали в нескольких разных банках, а пароли доступа он отправил Денису по электронной почте.

Но главное – теперь он знал где нужно искать Олега. Знал и то, что его найдут, ему помогут.

Только после этого Саша с довольным видом выключил компьютер и отправился спать: он почувствовал, что силы его оставляют. За окном тем временем уже светало и вовсю рвали глотки серые московские вороны... “Падаль чуют, – была его последняя мысль перед тем, как он забылся сном очень усталого человека, – этой падали сейчас много будет, ох много...”

ГЛАВА XII

“ПРОЩАЙТЕСЬ...”

– Ну всё, зайчики. Прощайтесь. Завтра Руслан уезжает. Навсегда. Его контракт подошёл к концу,

[blazer]

Чет и я решил поведать свою историю, произошедшую четыре года назад, но помню все это как будто произошло все это вчера

Не пойму - зачем я мотаюсь к нему через день? Нет, я нутром чую, что снова приеду к нему на другой конец города, а его не окажется дома. Застаю его раз в неделю, все идет восхитительно, но что-то не то, что-то не договаривает… Опять утром расстаемся на непонятном до скорого. Почему нельзя сказать до понедельника, до пятницы, там приезжай через неделю. Ближний свет! Кто бывал в Волгограде, знает что это не город а сосиска, растянутая на километры вдоль Волги. Самый мобильный общественный транспорт – маршрутка, чтобы добраться из одного конца города до другого как минимум два часа с пересадкой в центре. Ну какого мне надо было найти тебя на другом конце города?

Не пойму зачем я мотаюсь в этот район уже второй месяц – уже все сказано, все ясно: «Извини малыш, у меня грандиозные планы, я собираюсь уехать за границу, мы не можем строить с тобой отношения, я не хочу, чтобы меня здесь кто-то держал». И все равно я мотаюсь в твой район, шляюсь по всем закоулкам, где каждый камень, каждый поворот говорит о тебе. Вот здесь ты меня первый раз прижал к стене и поцеловал, вот здесь в парке средь бела дня на виду изумленной публики ты схватил меня на руки и начал кружить, а я смущенно и со злобой, называя тебя идиотом, вырывался. Вот здесь ты сажал меня на маршрутку утром, провожая в академию, здесь мы любили сидеть с бутылочкой пива… Не пойму ну какого я извожу себя второй месяц. Своеобразный мазохизм. Каждый день брожу до поздна по этим местам, с надеждой встретить тебя, хотя и обещал что уйду и больше не появлюсь в твоей жизни… Уже схожу с ума, с замиранием сердца наблюдаю твой силуэт… Обернется? Посмотрит? Подойдет? Поговорит? Приглядываюсь – это не Саша, а просто слегка похожий силуэт.

- Привет! – до боли знакомый голос сзади.
- Привет!
- Как дела?
- Нормально, ты еще не уехал?
- (усмехаясь) Как видишь! Что ты делаешь в этом районе?
- Приезжал к однокурснице за тетрадью с конспектами, - понимаю, что несу бред, понимаю, что он это понимает тоже.
- Малыш, тебе нужно строить свою жизнь, тебе нужно учиться, найти человека с которым тебе будет хорошо, который будет любить тебя, пойми я не тот кто тебе нужен.
- Может посидим в кафешке?

Идем в кафе, разговор после пары глотков пива начинает складываться, почти весь вечер трепимся ни о чем, я каждые пол часа с трудом сдерживаю слезы, понимая что ничего не светит, поддерживаю разговор, пытаюсь заболтать, а сам поглядываю на настенные часы, которые с трудом двигаются как будто на зло, время 21:30, знаю дотяну до 22 – ему деваться некуда будет – он пригласит меня к себе – ночевать на улице не оставит (на другой конец города последняя маршрутка уходит в 23:00 с центрального вокзала, до центра езды 1 час). 21:40…

- Малыш, тебе пора ехать, потом не доберешься до дома.
- Ничего переночую в зале ожидания на вокзале.
- Ну вот еще чего не хватало, давай, дуй домой в теплую постельку.

Дуй домой в теплую постельку… Смех, боль в груди от сдерживаемых слез – кто бы знал как я ненавижу этот город, свою квартиру где никто не ждет, кроме холодной постели, тетка даже не заметит, если я не вернусь ночевать, я никому не нужен. Всю дорогу до вокзала уговариваю себя, это не тот человек, ну что ты так переживаешь, ты ведь его даже не любил, тебе просто было с ним хорошо, приятно, ну в крайнем случае была влюбленность, которая как быстро возникает – также быстро и проходит. Тебе просто одиноко, он прав – мне нужен человек, который бы меня любил, которому я бы был нужен. Тебе всего 21, все еще впереди, все еще будет, и на твоей улице перевернется самосвал с пряниками и наступит праздник!
Вокзал. На другой стороне площади стоит последняя маршрутка. До нее добираюсь бегом, чтобы, правда, не пришлось ночевать в зале ожидания. Маршрутка на удивление пустая, сажусь на переднее сиденье рядом с водителем – люблю смотреть на ночной город. Наступает спокойствие – домой я все же попаду, не все так в жизни страшно… бывает хуже, вон какие-то бомжи снуют по мусоркам… дождь пошел, время 23:05 водитель решил подождать – пассажиров: я да парень с девушкой в конце маршрутки - не могут отлепиться друг от друга. Я наблюдаю за ними в зеркало, с неподдельной завистью, сам не осознавая этого чувства – я никогда никому не завидовал, что же случилось сейчас? Еще одна счастливая пара пополнила ряды припаздывающих пассажиров. Я уже хочу в свою холодную кровать, закутаться в одеяло, спрятаться от всего этого счастливого мира, да когда же ты наконец поедешь, ведь пиликать еще целый час, дома буду в 00 с чем-то – все академия завтра отменяется – устрою выходной.
На другом конце площади появился силуэт, - явно еще один запаздывающий пассажир, так как движется по направлению к маршрутке спешащей походкой. Симпотный парень, примерно моего роста, такой же комплекции, старше меня года на три-четыре. По радио в очередной раз Глюкоза с моей любимой песней «Малыш», ну так повелось в любой компании я всегда самый младший, отсюда даже не обижаюсь на прозвище Малыш, да и песня только из-за этого и понравилась. Что-то все внутри сжалось замерло, непонятно откуда появилось бешенное желание, и мольба внутри меня «Господи – вот бы он сел на переднее сиденье рядом со мной». И только сейчас я понимаю истинность фразы – «если ты хочешь получить что-то всем сердцем, то вся вселенная будет способствовать тебе в этом».
Дверь открывается, он садится рядом со мной. Время 23:10. мы еще никуда не едем. Ну? И что? Зачем тебе хотелось этого? Сердце бешено колотится. Ну сел он рядом, что теперь? Успокойся, он абсолютно нормальный человек, нормальные движения, абсолютно нормально прозвучало «Хвала – успел!». Успокойся. Чего ты разнервничался – если ты решил что найдешь себе человека - это еще не значит, что случится это именно сегодня.

Наконец и водитель занял свое место, интересно какого черта надо было стоять под моросящим дождем и пить кофе на улице? Неужели нельзя его было попить в маршрутке? Тронулись, все - поехали. Какой-то час тряски и я дома. Изредка кошусь на рядом сидящего парня, не могу понять, смотрю на него – не модель с обложки, но что меня в нем притягивает. Усаживаюсь поудобней, так чтобы нога – касалась его ноги. Успокойся – тяжелый обидный день, не кидаться же на первого встречного…

Двадцать минут езды, успокоение, маршрутка уже набилась полностью – теперь поедем до конца почти без остановок, начинает укачивать, клонит в сон, я закрываю глаза… еще минута и я засну, проснусь как обычно за две остановки до дома…

Ошпаривает как кипятком, рука рядом сядячего парня оказывается у меня на колени, не открывая глаз, хотя сон уже прошел бесследно, анализируя ситуацию понимаю, что он мог просто заснуть, также как и я. Что-то дернуло: удобный момент, очередная кочка, и моя рука как бы случайно накрывает его руку – ну все же это моя коленка или нет?! Чувствую что его ошпарило как кипятком, как случилось пару мгновений назад со мной. Делаю вид что сплю. Он слегка сжал мою коленку и медленно начал убирать руку. Парень ты попался, все с тобой ясно. Реагирую молниеносно. Для проверки слегка задерживая его руку и как бы просыпаясь убираю свою руку, мол чего вообще происходит. Первый раз не искоса смотрю на него и наши взгляды встречаются. Отстраняюсь от спинки кресла, чтобы сесть поудобнее, обдало жаром еще раз, в маршрутке духота, расстегиваю куртку, он убирает руку, просовывает ее мне под куртку и обнимает за талию. Я возвращаюсь в исходное положение. Теперь я открыто ложу свою руку ему на колени и начинаю тихо его поглаживать. Взаимные ласки усиливаются, он берет мою руку другой рукой. Нежность захлестывает, голова идет кругом, чувства обостренные, я больше не смотрел на него – только вперед, вперед на дорогу. Боковым зрением вижу что водитель с неподдельным интересом наблюдает за происходящим, ощущение, что ребенок подглядывает в замочную скважину, поворачиваю голову к нему – делает вид что внимательно смотрит за дорогой. Куда делась моя скромность? Куда девались страхи, что кто-то что-то заподозрит, куда девалось смущение? Все утонуло в ласке. Мелькают огни, в потоке непереставаемой ласки мелькают мыли: «Где он выходит?», «Выйти вслед за ним?», «Бред, ночевать придется на улице, даже не на вокзале в зале ожидания!», «Где он живет – может в соседнем районе?», «Даже если и в моем – не спасает – перспектива ночью волочится с середины района на свою окраину не прельщает!», «Хоть бы это не кончалось»…
Страх усиливается с течением времени, которое зачем-то теперь куда-то торопится, торопится нас разлучить. Неужели все вот так закончится. Нет я выйду вслед за ним. Стоп – а может он живет дальше меня? Я понятия не имею куда идет маршрутка дальше моей остановки, я там никогда не был и перспектива воландаться по незнакомым переулкам усиливает страх. К тому же мне выходить на четвертой остановке.

- Остановите на следующей.

Ступор. Все. Приехали! Ласке и нежности наступает конец, маршрутка тормозит, он открывает дверь, я второй раз втречаюсь с ним взглядом, и он глазами предлагает выйти вслед за ним. Выхожу с такой же легкостью, с какой только что мысленно с ним попрощался раз и навсегда. Маршрутка отъезжает, мы вдвоем в первом часу ночи на пустой улице, под тусклым светом фонарей.
- Пойдем?, - предложил он.
- Пойдем!, - мы обняли друг друга и пошли.
- Ты где живешь?
- Мне осталось до дома две остановки, в общем пятнадцать минут ходьбы. (от этого мне было легко и свободно).
- Тебя как зовут?
- Дмитрий. А тебя? - задал я встречный вопрос.
- Александр.

Еще один Саша пронеслось почему-то с сожалением в моей голове. Так обнявшись и больше не проронив ни слова мы прошагали минут пятнадцать по незнакомым мне переулкам, зашли в незнакомый подъезд шестнадцатиэтажки, зашли в лифт, двери захлопнулись и он меня поцеловал, а я? Естественно ответил на его поцелуй. Мы пришли в его однокомнатную квартиру, компактно расставленной мебелью, ничего лишнего, все прибрано и ухожено. Я заметил двуспальную кровать в углу, и кольцо на его пальце…
- ты женат? – спросил я.
- нет, разведен?
- а почему развелись?
- потому, что я гей! Сколько тебе лет? – перевел тему.
- 21.
- Мне 28.
Он пригласил меня на кухню, достал бутылку вина, молча откупорил, нежно обнял меня и видимо передумав сидеть на кухне, нежно направил меня в комнату. Зажег свечку, достал два бокала, как будто он готовился к этому свиданию, а не все происходило спонтанно. Мы устроились лежа на полу лицом друг к другу, и долго говорили, за два часа мы узнали друг о друге все что никогда не рассказывали даже близким друзьям – пробило на откровенность. В четыре часа ночи он сказал, что надо поспать хотя бы пару часов, - завтра на работу. Предложил постелить на диване или если я не боюсь то лечь с ним на кровать. От дивана я отказался. Мы молча разделись, он проводил меня в душ, скромно вышел, когда я вышел, пошел он. Я остался в комнате один и чувство неловкости – одного в чужой квартире впервые меня заставило подумать головой, но не долго, он вышел из ванной
- ты еще не лег?
- нет!?
- почему?
- ждал тебя. – интересно а какого ответа он ожидал.
- ложись.
Мы легли он на одной половине кровати, я на другой. Тихое чувство обиды, что все как-то не так после маленькой разлуки, пока по очереди побывали в ванной, как будто смыли ту невидимую связь, что возникла в маршрутке – возобновило чувство одиночества. Мне показалось что я один во всей вселенной и так мне суждено быть всегда.
- Обними меня – с неподдельным страхом попросил я.
- чего ты испугался? – уловив мой страх, спросил он взволновано.
Наши губы соединились, он обнял меня, и нежность снова нас захлестнула. Мы заснули через два часа, когда начало светать за окном, прижавшись и не отпуская друг друга… Может я кого-то и разочарую, но ничего не было, мы просто обнимали друг друга, нежно целовали друг друга, хотя нет не просто – так никогда и не с кем у меня не было, простые объятья никогда не вызывали такую бурю эмоций, поцелуи никогда так не возбуждали, страсть, нежность и чистота проглотили эту ночь.

- Малыш проснись, - он нежно поцеловал меня, я открыл глаза и увидел его взгляд, полный нежности и счастья, и улыбнулся в ответ на его улыбку. Он приготовил кофе и завтрак. Мы поели. Оделись. Вышли из квартиры, я подождал пока он закрывал двери, зашли в лифт, и пока последний ехал с десятого этажа мы не отрывались друг от друга в нежном поцелуе. Двери лифта отворились, мы вышли на улицу, был девятый час, я уже опоздал в академию, правда я уже вчера решил, что устрою себе выходной. Прошли закоулками до центральной дороги – только теперь я пон
ял что ни за что не найду самостоятельно второй раз дорогу к нему, так как не обратил внимания ни на номер квартиры ни на номер шестнадцатиэтажки, которые стояли в ряд похожие как близнецы друг на друга. До этого момента мне это не требовалось. Мы подошли до остановки, дальше нам в разные стороны, он уже опаздывал на работу. Мы пожали друг другу руки и пошли в разные стороны, через несколько шагов я повернулся и смотрел ему вслед как он удаляется и даже не оглядывается. Неужели это все? Неужели вот так надо расстаться? Неужели мы больше не увидим друг друга.
- Саша, - крикнул я. Он повернулся и пошел в обратном направлении, а я ему навстречу. Он уже успел тогда перейти дорогу. Пришлось ждать зеленый свет. Он перешел дорогу ко мне.
- мы еще увидимся? – спросил я.
- да, если ты захочешь.
- ты даже не оставил номер телефона.
- ты не спрашивал, ты знаешь где я живу.
- да я второй раз не найду дорогу один.
- запоминай номер, - он несколько раз назвал номер сотового телефона, я несколько раз повторил его с ошибками, тогда он назвал адрес и код подъезда, я тоже не смог повторить его от волнения, - слушай, давай сегодня в семь на этом самом месте.
- давай.
- только не исчезай пожалуйста, ты мне очень нужен.

Мы снова пошли в разные стороны, и теперь я шел спокойно и тоже ни разу не оглянулся, домой я не шел, - я просто летел. Тетка, встретила меня с недовольством, так как поняла, что занятия сегодня пошли боком, но моей счастливой рожи она никогда такой не видела, и никак не смогла испортить мне настроение, даже наоборот сама заразилась моим счастьем.

Вечером, когда я летел на встречу в семь, мне улыбался весь мир, и я улыбался ему в ответ. Такое ощущение, что весь мир преобразился, ушли все горести и печали, все проблемы – не у меня одного – во всем мире. Я с удовольствием наблюдал за парами гуляющими по скверу, нежно прижавшись друг другу, я не испытывал чувства зависти как вчера, я был счастлив вместе с ними, потому что у меня был он, и он ждал меня – я видел его уже когда подъезжал на троллейбусе. Он ждал меня и я ему был нужен! А он был нужен мне.

Мы опять проболтали всю ночь, теперь прояснилось и вчерашнее знакомство, и то что рука его упала правда случайно, когда он задремал, и ничего он не хотел так как был сильно уставший вчера, а вот вопрос что подвинуло меня положить свою руку на его, так и остался открытым – что-то подвинуло или Кто-то, но это было неважно – впереди были одни только радужные дни и бессонные нежные ночи.
_________________
Каждое действие приводит к каким-либо последствиям

[Iney Roland]

О том, чего ты не знаешь.

Нежно прижимаюсь к твоему плечу. Как ты не можешь понять, всё ещё не можешь…
За окном завывает вьюга. Метель гуляет по опушке леса, проникает меж редких стволов, выхолаживает смёрзшуюся землю. Даже здесь, в натопленном домике чувствуется её холодное яростное безразличие. Время. Время это всё, что у нас есть. Немного, совсем немного. Лавина перекрыла перевал, и мы остались одни. Ты боишься, боишься что не хватит запасов, боишься вьюги, боишься лавины, которая может сойти и накрыть нас белой и чистой пеленой, под которой слишком темно и холодно. Боишься сам не зная чего.
Боишься.
На столе подрагивает огонёк свечи, ты молчишь и смотришь на него не отрываясь. Я стараюсь не мешать тебе.
Потом начинаешь говорить, и по всему у тебя выходит, что завалило нас тут специально, что это злой рок, фатум, и вообще – вся жизнь это только медленное умирание и бесцельное ожидание конца. Тихонько закатываю глаза и едва сдерживаюсь, чтоб не сказать «Аллилуя».
Ночью прижимаешься ко мне. Ты даже любить боишься, просто сворачиваешься калачиком, как маленький ребёнок, которого нужно защищать от жестокого мира. Эх ты, дитя природы… Медленно целую тебя, прикасаюсь к твоему телу, как к сокровенному. Любовь, как же ты не понимаешь, глупыш, любовь это та сила, которая горит в моём теле, тёплым светом просачивается сквозь кончики пальцев, переливается через край.
И тут тебя заносит в другую степь. Ты начинаешь рассуждать о взаимопожертвовании, трагическим шёпотом говорить о цене любви между двумя людьми, жаловаться. Ни на что определённо, просто жаловаться. Упрекаешь меня в том, что я не разделяю твоих мыслей, спрашиваешь есть ли у меня сердце. Вопрос риторический. Я кладу твою ладонь себе на грудь, чтобы ты ощутил живое биение.
Слабый свет зимнего утра просачивается сквозь заледеневшее окно. Холодно, и я снова растапливаю печь, ставлю чайник. Для тебя, ты же знаешь, я пью чай холодным…
Ты согреваешь о чашку руки. Я в точности повторяю твои движения, пока до тебя не доходит, что я просто разыгрываю тебя. Чай ведь в моей чашке едва тёплый. Улыбка играет в твоих глазах. Ну же, не гаси её, пожалуйста. Но твоё лицо суровеет. Ты озабочен метелью за окном, лавиной, припасами.
Покусываю губы. Молчу. Молчание иногда лучший ответ на твои вопросы, но ты не замечаешь даже этого. Когда надоедает молчать, просто подхожу к тебе, поворачиваю к себе твоё лицо, ловлю дыхание и касаюсь своими губами твоих губ. В твоих глазах недоумение. Ты и сам не можешь понять, что происходит, почему так важно что-то понять сейчас, пока длится поцелуй, пока неведомые волны подхватывают тебя. Волны прибоя, волны из таких дальних берегов, что кружится голова и вселенная становится ближе, и звёзды нависают над самой головой. Но ты защищаешься, закрываешься от меня в испуге.
Теперь ты боишься меня?
Отодвигаюсь от тебя, перебираюсь на кровать и, укрывшись одеялом, отворачиваюсь к стенке. Хочешь быть сам по себе? Испуганным, подозрительным, мелочным? Будь.
На дворе темнеет. Ты спрашиваешь меня горячечным шёпотом кто я. Если бы ты говорил в голос, он бы, наверное, срывался. Кто я? Пожимаю плечами. Слушай, тебе обязательно нужно знать ответ? Обязательно разложить всё по полочкам, препарировать как лягушку, даже если в процессе лягушка издохнет.
Кто я… Я шепчу – «любовь».
Я шучу или нет? Если шучу, ты должен натянуто улыбнуться наивности и романтичности моей молодости… и глупости.
Если нет – испугаться. Наедине с сумасшедшим… боязно.
Я слушаю вьюгу. Слушаю безразличную печаль, словно в песнях шаманов вокруг костров и шёпоте ветра в голых ветвях. Поворачиваюсь к тебе и повторяю громко «Я любовь, слышишь, любовь». А в глазах – слёзы. Они мешают мне ясно видеть, всё вокруг плывёт и двоится, но я не отрываю взгляд, неужели и теперь не дрогнешь, не поймёшь?...
Ты начинаешь утешать меня, говорить всякие глупости, но в них тепла столько же, сколько и в ветре за окном.
Ночь, и мы лежим отдельно. Два совершенно чужих человека на одной кровати. Ну пожалуйста поверь мне, я не могу помочь тебе, нисколечко. Нельзя.
Утро, и я ловлю каждый твой взгляд, слово, но ничего. Ничего.
Я смиряюсь.
Резкий и холодный ветер врывается в домик, и ты оборачиваешься. На пороге стою я. Да полно, я ли? Ветер истончает одежду, она тает прямо на теле, её и не было никогда. Тёплый свет пульсирует под голой кожей, поглощает тело, и сияние растворяется в вьюге.
Ты стоишь один, а на пороге – никого. Нет у меня сердца, нет души. Я и есть душа. Я – любовь.
Тысячью позёмок я струюсь к перевалу, мимо бульдозеров, только что закончивших свою работу – разгребать снежный завал на дороге, мимо дорожных рабочих, мимо огоньков сигарет и тяжёлого дыхания, пара и дыма посёлка за перевалом. Дальше. К бескрайним снегам.
Ты медленно закрываешь дверь и окидываешь взглядом комнату. Здесь и не было никого, только ты сам и скука одиночества.
Игры разума, не больше.
Почему тогда тебе кажется, что ты потерял что-то важное?
Почему теперь ты снова и снова будешь ждать лавины в этом домике за перевалом?
И зачем?
_________________
Как и в былые времена
Земля полна пиров и казней
Зло обаятельней Добра
И гибче и разнообразней

[Dобрый]

Это случилось внезапно.
В этот вечер я был немного не трезв, и, поймав машину, доехал до дома,… Хотя, не совсем, немного не доехал.
Я решил купить себе ещё немного пива, и прошел вдоль пригородной платформы. Я увидел ЕГО сразу. Он сидел на скамейке и дрожал. Я подошел к нему, и спросил, почему он в столь поздний час сидит тут, а не дома. На улице ведь холодно. Он ответил невнятно, что, мол, ехал в Москву, сам из Твери, а до дома так и не доехал. Его ограбили в электричке, украли телефон, взяли последние деньги, и теперь ему надо добраться как-нибудь до дома, его ждет жена и ребенок.
Я предложил ему выпить. Он согласил же сразу, т.к. весь озяб, и его колотило неимоверно.
Я потащил его в своё логово. По дороге я купил пива ему и себе, и стали идти вместе, курить и не спешно разговаривать…
Он рассказал мне, что работает в охране, что ему 25 лет, что у него есть жена и ребенок, что он их очень сильно любит, и потом, ещё долгое время, всё ругался из-за украденного телефона и денег.
Мы пришли в логово. Закурили вновь. Я завел разговор о сексе…
Почему-то он сразу сказал, что он не голубой. Хотя я его и не выводил на эту тему. Мне кажется, что имел опыт общения с парнями как я, и все что произошло далее, было у него уже когда-то…
Когда я спросил, что он любит в сексе женщинами, он рассказал мне многое, и про лизание, и как он их любит трахать, и про многое другое. Я сказал, что мне все равно с кем заниматься сексом, я получаю удовольствие, от того, если тот с кем я это делаю, испытывает наслаждение.
И сказал фразу, мол, я могу сделать минет любому парню при взаимной симпатии. Он так удивленно посмотрел на меня, и спросил, что, действительно любому?! Я ответил – ДА, могу и любому!
Он нервно закурил, посмотрел на меня, и сказал, тогда давай… Я сказал, что давать!? Ответ был резким – ДЕЛАЙ МНЕ МИНЕТ!
Меня никогда не надо было уламывать, делать что-то, что мне ужасно хочется!
Он был невысокого рост, примерно 160см, у него нормальное телосложение, упругая задница, слегка прикрытая мелким пушком. Когда я встал на колени, и начал снимать с него штаны, увидев сквозь «семейные» трусы что-то огромно выпирающие, я понял, веселье только начинается.
Я достал гандон, надел на его ствол своим горячим ртом, и начал его ласкать всевозможными способами. Он качался из стороны в сторону, и не понятно, то ли от алкоголя, то ли он сладострастия. В какой-то момент, он резко поднял меня, и сказал, сними штаны. Я расстегнул свои джинсы, он увидел мои белоснежные облегающие боксеры, и через трусы начал мять мою задницу. При этом, дроча свой член. Забавно было наблюдать, как этот паренек невысокого роста, имея такой огромный член, сразу же чувствует себя хозяином положения. Я не противился такому повороту событий.
Заставив меня развернуться к нему свой попой, он уже было, захотел влететь в меня с размаху, но я остановил его. Ведь, я хочу доставить эту парню радость секса, а не разочарование, и, сказав, что я сейчас смажу очко, я полез за смазкой в свою сумку. Я смазал его гиганта, и свою попку, и повернулся к нему спиной. Я наклонился, и чуть-чуть присел, что бы ему было удобно входить в меня. Он вошел осторожно. Как-будто он ломает целку очередной деревенской девке.
Когда он вошел в меня полностью, я дал ему некоторое время насладиться упругостью своей дырочки, и он сам начал двигать своим членом во мне. Он дрочил при этом мой уже изнемогавший пенис, который был готов вот-вот кончить… Это было безумие. Он кончал молча, просто сказал, что бы я начал двигаться более быстро, и лишь тихий стон дал мне понять, что пацан кончил… Хотя его член, молча, уже дал мне знак…Набух во мне так, что я чуть не испытал боль от его размеров.

Я снял с него презерватив, дал ему влажную салфетку, и мы оба молча закурили…
Я не задавал ему больше никаких вопросов, но я лишь услышал, фразу: «Спасибо, мне было по кайфу. Я понял, что надо было ещё раньше трахать пацанов». Это было приятно слышать. Я проводил его до платформы, купил ему ещё пива, и дал 100 рублей на дорогу, ведь у него и так в жизни не всё хорошо!


Остальные истории и рассказы ты сможешь прочитать в дневнике по адресу http://www.liveinternet.ru/users/dobryj/

[alexr-stein]

Ветер вырывает листья из-под ног. Они падают кружась в бездну времени не оставляя после себя отпечатков. Сегодня последние дни.
Моё сердце остановит Бог вскоре, не пройдет и месяца.
Как теперь я начинаю любить тебя. Ну, что ты говорил о нереальности и о двойственности. Я был, по крайней мере честен, а ложь.... Её яда я так и не смог избежать! Почему так повернулось?
Холодно. Я одет тепло, но холод идёт изнутри. Он, словно аура, притягивает истерию спешащих людей. Даже патруль смотрит на меня подозрительно. Я сажусь на лавочке в парке. Ты подойдёшь не скоро.
Сколько фальши я влил в себя и этот мир мне отомстил.
За обман я выдал правду. Ну и кто просит о прощении? Я? Нет?
Но............. О да!
Я страшно боюсь и скрывать это не в силах!
И вот тусклое солнце разводит остатки непонятного хаоса и я вижу тебя.
Моё сердце бешено колотится.
Мы жмём руки. Ты не поцеловал меня? Я смотрю и чувствую, что мои опасения набирают силу.
- Почему ты такой напряженный?- Спрашиваю я у него.
Он смотрит мне в глаза и его взгляд плавит душу, я забываю, что мне холодно. Я смотрю на него и чувствую, что помани он меня пальцем, я брошусь не раздумывая к его ногам.
Он натужно улыбается:
- Алекс, -говорит он- понимаешь, мы молоды и у нас всё в переди. Я думаю, что нам пора немного, так сказать, сменить обстановку.
Я молча смотрю на него и ничего не могу сказать.
- Ты прав.
И я удивляюсь: кто произнёс эти слова. Я? Он встаёт и уходит.
Так быстро и нелепо. Я остаюсь сидеть.
И только, когда лёд проник в ночь, Звезда Первого Поцелуя спела мне песню. Её нежный голос целует меня. Этот поцелуй падает мне на руки волшебным кристалликом...
Я раскрываю ладонь. Взрывается небо.
Я смотрю в пустоту. Она бесконечна.
Луч лунного света подхватывает меня, как приятен ночной воздух...
Как тебя успокоить? Что ты хочешь?
Кристаллик тает на губах.

[alexr-stein]

Расскажи мне о себе?
А кто знает о мне больше, чем ты? Скажи?
Я просто убираю свои руки и смотрю в тебя...
Пляж.
Ветер раскачивает мои волосы, он знает, что я иду к тебе.
Море переполняет людей на пляже, искажает их мысли, плавит их облики. Я иду по пляжу. Музыка совсем не слышно звучит. Чайки кричат в пустоте. Пары лежат на гладком мягком песке, их тела сливаются с песком.
Я иду с лёгкой улыбкой на лице. Где твои заботы?
Я подхожу к паре: мужчина и женшина. Как мне сделать выбор? А есть ли он?
Девушка посылает мне воздушный поцелуй, а парень протягивает руку. Я тяну руку на встречу.
Девушка фыркает и уходит.
Он тянет меня к себе. Я падаю рядом на песок, наши взгляды встречаются. Я знаю, что мне надо делать. Я целую его в губы, щеки, подбородок, шею...
Его грудь заставляет меня целовать соски, облизывать их.
Я опускаюсь ниже. Стягиваю его плавки. Он ещё не был в море- я не чувствую соли на губах от его тела. Его член напряжен.
Я оголяю головку и медленно, как мне нравится, погружаю его в себя....
Так тепло...
Я делаю поступательные движения: сначала медленно, затем быстрее, затем опять медленно. То напрягая, то расслабляя губы.
Он не остается безучастным.
Тепло.
Я чувствую, как он готовится закончить, но я его мучаю, заставляя быть мне покорным....
Он кричит и кончает мне в рот.
КТО ТЫ?